|
– Я по цвету узнал. Мы все еще находимся над Иллинойсом. Сам можешь убедиться,
что Индианы пока не видно.
– Что с тобой, Гек? Уж не спятил ли ты? Разве можно штаты по цвету узнавать?
– Можно.
– Да при чем же тут цвет?
– При том! Иллинойс зеленый, а Индиана розовая. Ну-ка, покажи мне внизу
что-нибудь розовое, если можешь. Нет, сэр, тут все зеленое.
– Индиана розовая? Что за чушь!
– Вовсе это не чушь, я сам видел на карте, что она розовая.
В жизни я еще не видывал, чтобы человек так возмущался.
– Знаешь, Гек Финн, – говорит он мне, – если б я был таким остолопом, как ты, я
бы давно уже за борт прыгнул. Он на карте видел! Да неужто ты воображаешь, что
каждый штат в природе такого же цвета, как на карте?
– Скажи-ка, Том Сойер, для чего, по-твоему, существует карта? Ведь она сообщает
нам о фактах?
– Разумеется.
– Ну, а как же она может сообщать нам о фактах, если она все врет?
– Ох ты, болван несчастный! Ничего она не врет.
– Нет, врет!
– Нет, не врет!
– Ну ладно, если она не врет, тогда, значит, все штаты разного цвета. Что ты на
это скажешь, Том Сойер?
Том видит, что он попал впросак, и Джим тоже это видит. Признаться, очень я
обрадовался, потому что нелегко взять верх над Томом Сойером. Джим хлопнул себя
по ляжке и говорит:
– Вот это здорово! Ничего не поделаешь, масса Том, заткнул он вас за пояс, что
верно, то верно. – Тут он снова хлопает себя по ляжке и добавляет: – Ну до чего
здорово!
Никогда я так не радовался. А ведь я вовсе не думал говорить что-нибудь умное –
оно у меня само вырвалось. Я болтал, что в голову придет, и не думал ни о чем
таком, как вдруг оно возьми да и выговорись. Они вовсе этого не ожидали, да я и
сам тоже. Как будто человек жевал себе потихоньку кусок кукурузной лепешки, ни
о чем не думая, и вдруг ему на зуб попадается алмаз. В первую минуту он
обязательно подумает, что это просто камешек какой-нибудь, и до тех пор не
догадается, что это алмаз, покуда не вытащит его изо рта, не счистит с него
песок, крошки и прочую дрянь и не посмотрит на него. И как же он тут удивится,
да и как обрадуется! Ну и, конечно, он будет страшно гордиться своей находкой,
хотя, если как следует разобраться, то ясно, что особой заслуги тут нет, – ведь
не занимался же он специально розысками алмазов. Подумайте немножко – и сами
увидите, в чем тут разница.
Понимаете, такая случайная находка – это ерунда. Вот если вы его специально
искали – тогда совсем другое дело. В такой кукурузной лепешке всякий нашел бы
алмаз, но ведь и не всякому такая лепешка попадается. Вот в чем заслуга того
парня, и вот в чем моя заслуга. Я вовсе не хочу сказать, что я какой-нибудь
особенный человек; навряд ли мне бы это еще раз удалось, но в тот раз мне это
удалось – вот и все, что я хочу сказать. И я совсем не подозревал, что способен
на такую штуку, и совсем не думал о ней, даже и не пытался, – все равно как вот
вы сейчас. Сидел я совсем тихо, тише воды, ниже травы – и вдруг ни с того ни с
сего оно у меня вырывается.
Я часто вспоминаю об этом случае и отлично помню все, что было вокруг, как
будто оно произошло неделю назад. Я и сейчас все это перед собой вижу:
привольные поля, леса и озера на сотни миль кругом протянулись, города и
поселки тут и там мелькают, профессор сидит за столом, склонившись над картой,
а на снастях Томова шапка трепыхается – он ее туда на просушку повесил. А
особенно запомнилась мне одна птичка – футах в десяти от нас. Она летела с нами
в одну сторону и изо всех сил старалась не отстать, а мы ее все время обгоняли;
да еще поезд, там внизу, – он тоже все гнался за нами: извивается между
деревьями и фермами и знай себе выпускает из трубы длинную ленту черного дыма.
А иногда из трубы вырывалось маленькое белое облачко, – ты уж давно позабыл о
|
|