Полли. Надо было во что бы то ни стало вернуть его к жизни. Как раз в это время 
она впервые услыхала о болеутолителе. Она тут же выписала большую партию этого 
лекарства. Она попробовала его и преисполнилась благодарности. Это был просто 
жидкий огонь. Она забросила водолечение и все остальное и возложила все надежды 
на болеутолитель. Она дала Тому чайную ложку и следила за ним, в сильнейшем 
беспокойстве ожидая результатов. Наконец-то ее душа успокоилась и тревога 
улеглась: «равнодушие» у Тома как рукой сняло. Мальчик вряд ли мог бы вести 
себя оживленней, даже если бы она развела под ним костер.

Том чувствовал, что пора ему проснуться от спячки; такая жизнь, может, и 
подходила для человека в угнетенном состоянии, но в ней как-то не хватало пищи 
для чувства и было слишком много утомительного разнообразия. Он придумал 
несколько планов избавления и наконец притворился, будто ему очень нравится 
болеутолитель. Он просил лекарство так часто, что надоел тетке, и в конце 
концов она велела ему принимать лекарство самому и оставить ее в покое. Если бы 
это был Сид, ее радость не омрачилась бы ничем; но так как это был Том, то она 
потихоньку следила за бутылкой. Оказалось, однако, что лекарство и в самом деле 
убавляется, но тетке не приходило в голову, что Том поит болеутолителем щель в 
полу гостиной.

Однажды Том только что приготовился угостить эту щель ложкой лекарства, как в 
комнату вошел теткин желтый кот, мурлыча и жадно поглядывая на ложку, будто 
просил попробовать. Том сказал ему:

– Лучше не проси, если тебе не хочется, Питер.

Питер дал понять, что ему хочется.

– Смотри не ошибись.

Питер был уверен, что не ошибается.

– Ну, раз ты просишь, я тебе дам, я не жадный; только смотри, если тебе не 
понравится, сам будешь виноват, я тут ни при чем.

Питер был согласен. Том открыл ему рот и влил туда ложку лекарства. Питер 
подскочил на два метра кверху, испустил дикий вопль и заметался по комнате, 
налетая на мебель, опрокидывая горшки с цветами и поднимая невообразимый шум. 
Потом он встал на задние лапы и заплясал вокруг комнаты в бешеном веселье, 
склонив голову к плечу и воем выражая неукротимую радость. Потом он помчался по 
всему дому, сея на своем пути хаос и разрушение. Тетя Полли вошла как раз 
вовремя и увидела, как Питер перекувырнулся несколько раз, в последний раз 
испустил мощное «ура» и прыгнул в открытое окно, увлекая за собой уцелевшие 
горшки с цветами. Тетя Полли словно окаменела от изумления, глядя на него 
поверх очков; Том валялся на полу, едва живой от смеха.

– Том, что такое с Питером?

– Я не знаю, тетя, – еле выговорил мальчик.

– В жизни ничего подобного не видела. Отчего это с ним?

– Право, не знаю, тетя Полли; кошки всегда так себя ведут, когда им весело.

– Вот как, неужели? – В ее голосе было что-то такое, что заставило Тома 
насторожиться.

– Да, тетя. То есть я так думаю.

– Ты так думаешь?

– Да, тетя.

Она наклонилась, а Том следил за ней с интересом и тревогой. Он угадал ее 
намерение слишком поздно. Ручка ложки предательски торчала из-под кровати. Тетя 
Полли подняла ее и показала ему. Том моргнул и отвел глаза в сторону. Тетя 
Полли ухватила его по привычке за ухо и хорошенько стукнула по голове 
наперстком.

– Ну, сударь, для чего вам понадобилось мучить бедное животное?

– Мне его жалко стало, ведь у него нет тети.

– Нет тети! Дуралей. При чем тут тетя?

– При том. Если б у него была тетя, она бы сама ему выжгла все нутро. Она бы 
ему все кишки припекла, не поглядела бы, что он кот, а не мальчик!

Тетя Полли вдруг почувствовала угрызения совести. Все дело представилось ей в 
новом свете: что было жестокостью по отношению к кошке, могло оказаться