орока матросов, а на тех двух кораблях вместе -- человек около 
трехсот. 
      -- Вот, капитан, видали, как обошелся с нами этот Истерлинг? -- угрюмо 
заключил свой рассказ Кэнли. -- Обвел нас вокруг пальца. А нынче он с этим 
Галлоуэем -- оба мерзавцы, каких свет не видывал, -- такую забрали силу, что 
Кросби Пайк и пикнуть против них не смеет. Видать, в черный день поднял наш 
"Велиэнт" якорь, чтобы уйти от вас, капитан, к этому подонку Истерлингу, чтоб 
ему пропасть со своим сокровищем! 
      -- Да, -- задумчиво промолвил капитан Блад. -- Боюсь, что для капитана 
Пайка это сокровище действительно пропало. 
      Он упруго поднялся со стула, стоявшего возле койки раненого, -- высокий, 
стройный, полный сил и грации, в коротких черных штанах до колен, туго 
обтягивающих бедра, в шитом серебром камзоле с пышными белыми рукавами из 
льняного батиста. Свой черный с серебром кафтан он скинул, прежде чем 
приступить к обязанностям хирурга. Жестом отослав негра в белом халате, 
державшего чашку с водой, корпию и пинцет, и оставшись наедине с Кэнли, он 
принялся расхаживать по каюте из угла в угол. Тонкие пальцы его задумчиво 
перебирали черные локоны парика, в светло-синих глазах появился холодный 
отблеск стали. 
      -- Думается мне, что Истерлинг проглотит Пайка, как мелкую рыбешку, и не 
подавится. 
      -- В самую точку, капитан. Этого сокровища, чума на него, не видать нам 
как своих ушей -- ни мне, ни другим ребятам с "Велиэнта", ни самому капитану 
Пайку. Хорошо еще, если они выберутся из этой передряги живыми. Вот я как 
считаю, капитан. 
      -- И я того же мнения, клянусь честью! -- сказал капитан Блад. Но упрямая 
складка залегла в углах его сурово сжатого рта. 
      -- А не можете вы подсобить в этом деле, капитан, чтобы все было по чести,
 по справедливости, как положено по закону нашего "берегового братства"? 
      -- Вот об этом-то я и думаю сейчас. Будь у меня здесь мои корабли, я 
отправился бы туда немедля и не дал бы ему бесчинствовать. Но с одним кораблем..
. -- Блад пожал плечами. -- У Истерлинга слишком большой перевес. Однако я 
погляжу, что можно предпринять. 
      Не один только Кэнли считал, что "Велиэнт" присоединился к шайке 
Истерлинга в черный день. Это мнение разделял теперь каждый из оставшихся в 
живых членов команды, и в том числе и сам капитан Пайк. Он уже был исполнен 
самых мрачных предчувствий, и они полностью оправдались в то утро, когда, 
покинув устье реки Чагрес, их корабли бросили якорь в лагуне у Рифа Галлоуэя, о 
котором было уже упомянуто выше. 
      "Авенджер" Истерлинга первым вошел в эту миниатюрную полукруглую бухту и 
встал на якорь у берега. Вторым за ним шел "Гермес". "Велиэнт", замыкавший 
теперь тыл, вынужден был за недостатком места бросить якорь в узком проливе. 
Таким образом, в случае нападения команда Пайка снова оказывалась в наиболее 
опасном положении: его корабль должен был, словно щитом, прикрывать собою 
остальные корабли. 
      Помощник Пайка -- Тренем, молодой упрямый корнуэлец, с самого начала 
протестовавший против решения Пайка присоединиться к Истерлингу, понимал, к 
чему может привести такое расположение кораблей, и не нашел для себя зазорным 
предложить Пайку, воспользовавшись темнотой, поднять ночью якорь и, пока с ними 
не стряслось беды похуже, бросить Истерлинга вместе с его сокровищами. Но Пайк 
был столь же несговорчив, сколь храбр, и отверг этот трусливый совет. 
      -- Черт побери, да Истерлингу только того и надо! -- воскликнул он. -- 
Нет, мы заработали свою долю добычи и никуда без нее не уйдем. 
      Благоразумный Тренем покачал белокурой головой. 
      -- Ну, это как Истерлинг рассудит. Он сейчас достаточно силен, чтобы 
навязать нам свою волю, а уж злой воли у него и подавно хватит, чтобы выкинуть 
любую подлость, или я полный дурак и ничего не смыслю. 
      Но Пайк поклялся, что он не побоится и двадцати таких, как Истерлинг, и 
Тренем замолчал. 
      На следующее утро, получив сигнал с флагманского корабля, Пайк все с 
таким же решительным видом поднялся на борт "Авенджера". 
      В капитанской каюте, кроме Истерлинга, разряженного в пух и прах. Пайка 
ждал еще и Галлоуэй, одетый в широкие кожаные штаны и простую рубашку -- 
повседневный костюм пирата. Истерлинг, огромный, грузный, загорелый, казался 
еще сравнительно молодым; у него были красивые глаза, пышная черная борода и 
белые зубы, ослепительно сверкавшие при каждом взрыве хохота. Галлоуэй же, 
коренастый, приземистый, был до крайности похож на обезьяну: непомерно длинные 
руки, короткие мускулистые ноги и морщинистое лицо с маленькими злыми 
блестящими глазками под низким, изборожденным складками лбом -- совсем как 
обезьянья мордочка. 
      Оба капитана приняли Пайка с подчеркнутым дружелюбием, усадили за свой 
неопрятный стол, налили ему рома и выпили за его здоровье, после чего капитан 
Истерлинг перешел к делу. 
      -- Мы послали за тобой, капитан Пайк, потому как у нас теперь один, как 
говорится, общий интерес -- вот эти ценности. -- Он указал на ящики, в которых 
хранился клад. -- Их надо поделить поскорее, без лишней проволочки, и тогда 
каждый из нас может отправляться, куда кому надобно. 
      При столь многообещающем начале у Пайка отлегло от сердца. 
      -- Вы что ж, думаете, значит, распустить флот? -- равнодушным тоном 
спросил он. 
      -- На что он мне теперь, когда дело сделано? Мы с Роджером решили 
покончить с пиратством. Думаем податься с этими денежками домой. Я не прочь 
обзавестись фермой где-нибудь в Девоне. -- Истерлинг удовлетворенно ухмыльнулся.
 
      Пайк усмехнулся тоже, но ничего не сказал. Он был вообще небольшой 
охотник переливать из пустого в порожнее, о чем выразительно свидетельствовало 
его худое суровое обветренное лицо. 
      Истерлинг откашлялся и заговорил снова: 
      -- Так вот, мы с Роджером порешили, что, по