платьем заставлял вспомнить Версаль, то его гость невольно приводил на память 
Аламеду [75]. На нем был дорогой черный костюм испанского покроя, украшенный 
серебряной пеной пышных кружевных манжет и жабо, и черный парик с локонами до 
плеч. 
      Господин д'Ожерон представил незнакомца: 
      -- Вот, капитан, это мистер Питер Блад -- он сам ответит на ваш вопрос. 
      Истерлинг был сильно обескуражен -- так не вязалась внешность этого 
человека с тем обликом, который он заранее себе нарисовал. Капитан подумал было,
 что все эти красивые испанские одежды украдены, надо полагать, у бывшего 
командира "Синко Льягас", но тут этот необыкновенный беглый каторжник отвесил 
ему поклон с изысканной грацией придворного. Однако капитан Истерлинг припомнил 
еще кое-что. 
      -- Ага! Как же, знаю, вы -- доктор! -- сказал он и рассмеялся, несколько 
не к месту. 
      Питер Блад заговорил. У него был красивый голос; чуть металлические нотки 
его смягчались ирландским акцентом. Однако его слова лишь пробудили 
нетерпеливое раздражение капитана Истерлинга -- оказывается, продажа "Синко 
Льягас" не входила в намерения мистера Блада. 
      Пират принял угрожающую позу: он стоял перед элегантным Питером Бладом -- 
огромный, волосатый, свирепый, в грубой рубахе и кожаных штанах, в 
желто-красном цветастом платке, стянутом узлом на коротко остриженной голове. 
Вызывающим тоном он потребовал у Блада объяснений; по какой причине хочет он 
удержать в своих руках корабль, который совершенно не нужен ни ему, ни другим 
беглым каторжникам, его дружкам. 
      Ответ Питера Блада прозвучал вежливо и мягко, что лишь усилило 
презрительное отношение к нему Истерлинга. Мистер Блад готов был заверить 
капитана Истерлинга, что его предположение несколько ошибочно. Вполне возможно, 
что беглецы с Барбадоса захотят использовать это судно, чтобы вернуться на нем 
в Европу -- во Францию или в Голландию. 
      -- Быть может, мы не совсем те, за кого вы нас принимаете, капитан. Один 
из моих товарищей -- опытный шкипер, а трое других несли различную службу в 
английском королевском флоте. 
      -- Ба! -- Вся мера презрения Истерлинга выразилась в этом громогласном 
восклицании. -- Вы что, спятили? Это опасная штука -- плавать по морю, приятель.
 А если вас схватят? Такое ведь тоже может случиться! Что вы будете тогда 
делать с вашей жалкой командой? Об этом вы подумали? 
      Но Питер Блад был все так же спокоен и невозмутим. 
      -- Если у нас маловато матросов, то вполне достаточно пушек и полновесных 
ядер. Провести корабль через океан я, быть может, и не сумею, но командовать 
этим кораблем, если придется принять бой, безусловно, могу. Мне преподал эту 
науку сам де Ритер. 
      Это прославленное имя на мгновение согнало саркастическую усмешку с лица 
Истерлинга. 
      -- Ритер? 
      -- Да, я служил под его командованием несколько лет тому назад. 
      Истерлинг был явно озадачен. 
      -- А я ведь думал, что вы -- корабельный врач. 
      -- И врач тоже, -- спокойно подтвердил ирландец. 
      Пират выразил свое удивление по этому поводу в нескольких щедро 
сдобренных богохульствами восклицаниях. Но тут губернатор д'Ожерон нашел 
уместным положить конец визиту: 
      -- Как видите, капитан Истерлинг, все ясно, и говорить больше не о чем. 
      По-видимому, все действительно было ясно, и капитан Истерлинг угрюмо 
откланялся. Однако, раздраженно шагая обратно к молу и ворча себе под нос, он 
думал о том, что если говорить больше и не о чем, то предпринять кое-что еще 
можно. Уже привыкнув в воображении считать величественный "Синко Льягас" своим, 
он отнюдь не был расположен отказаться от обладания этим кораблем. 
      Губернатор д'Ожерон, со своей стороны, также, по-видимому, считал, что к 
сказанному можно еще кое-что добавить, и сделал это, когда Истерлинг скрылся за 
дверью. 
      -- Дурной и очень опасный человек Истерлинг, -- заметил он. -- Советую 
вам, мосье Блад, учесть это. 
      Но Питер Блад отнесся к предостережению довольно беспечно. 
      -- Вы меня ничуть не удивили. Даже не зная, что этот человек -- пират, с 
первого взгляда видно, что он негодяй. 
      Легкое облачко досады затуманило на мгновение тонкие черты губернатора 
Тортуги. 
      -- О мосье Блад, флибустьер не обязательно должен быть негодяем, и, право 
же, вам не стоит с чрезмерным высокомерием относиться к профессии флибустьера. 
Среди них немало людей, которые сослужили хорошую службу и вашей родине, и моей,
 ставя препоны алчному хищничеству Испании. А ведь, собственно говоря, оно-то 
их и породило. Если бы не флибустьеры, Испания столь же безраздельно, сколь и 
бесчеловечно хозяйничала бы в этих водах, где ни Франция, ни Англия не могут 
держать своего флота. Не забудьте, что ваша страна высоко оценила заслуги Генри 
Моргана, почтив его рыцарским званием и назначив губернатором Ямайки. А он был 
еще более грозным пиратом, чем ваш сэр Френсис Дрейк, или Хоукинс, или Фробишер 
и все прочие, чью память у вас на родине чтят до сих пор. 
      И вслед за этим губернатор д'Ожерон, извлекавший очень значительные 
доходы в виде морской пошлины со всех награбленных ценностей, попадавших в 
гавань Тортуги, в самых торжественных выражениях посоветовал мистеру Бладу 
пойти по стопам вышеупомянутых героев. Питер Блад, бездомный изгнанник, 
объявленный вн