длинной черной трости с золотым набалдашником развевались шелковые 
ленты. Он мог бы сойти за щеголя с Аламеды, если бы от всего облика этого 
человека не веяло недюжинной силой и спокойной уверенностью в себе. Равнодушное 
пренебрежение к неистово палящему солнцу, проявляемое незнакомцем в черном 
одеянии, указывало на железное здоровье, а взгляд его был столь высокомерен, 
что любопытные невольно опускали перед ним глаза. 
      Незнакомец осведомился, как пройти к дому губернатора, и командир 
конвоиров отрядил одного из своих солдат проводить его. 
      Они миновали площадь, которая ничем бы не отличалась от площади любого 
маленького городка старой Испании, если бы не пальмы, отбрасывавшие черные тени 
на ослепительно-белую, спекшуюся от зноя землю. За площадью была церковь с 
двумя шпилями и мраморными ступенями, а за церковью -- высокие чугунные ворота, 
пройдя в которые незнакомец, следуя за своим провожатым, оказался в саду и по 
аллее, обсаженной акациями, приблизился к большому белому дому с глубокими 
лоджиями, утопавшему в кустах жасмина. Слуги-негры в нелепо пышных, красных с 
желтыми галунами ливреях распахнули перед посетителем дверь и доложили 
губернатору Пуэрто-Рико, что к нему пожаловал дон Педро де Кейрос -- посланец 
короля Филиппа. 
      Не каждый день появлялись посланцы испанского короля в этих отдаленных и 
едва ли не самых незначительных из всех заокеанских владений его католического 
величества. Вернее сказать, это случилось впервые, и дон Хайме де Вилламарга, 
необычайно взволнованный этим сообщением, сам еще не понимал, должен ли он 
приписать свое волнение приливу гордости или страху. 
      Дон Хайме, обладавший, при своем среднем росте и весьма посредственном 
интеллекте, непропорционально большой головой и большим животом, принадлежал к 
числу тех государственных деятелей, которые могли бы оказать наилучшую услугу 
Испании, отдалившись от нее на возможно большее расстояние, и, быть может, 
именно в силу этих" соображений и было ему уготовано назначение на пост 
губернатора Пуэрто-Рико. Даже благоговейный страх перед его величеством, 
посланцем которого явился к нему дон Педро, не мог поколебать неистребимое 
самодовольство дона Хайме. Важный, напыщенный, принимал он королевского гонца, 
и холодный, высокомерный взгляд синих глаз дона Педро отнюдь не заставил дона 
Хайме присмиреть. Пожилой доминиканский монах, высокий и тощий, помогал его 
превосходительству принимать гостя. 
      -- Сеньор, я вас приветствую. -- Могло показаться, что дон Хайме говорит 
с набитым ртом. -- Я уповаю услышать от вас, что его величество решил почтить 
меня своей высокой милостью. 
      Дон Педро снял шляпу с плюмажем, отвесил поклон и передал шляпу вместе с 
тростью негру-слуге. 
      -- Я прибыл сюда после некоторых, по счастью благополучно завершившихся, 
приключений, чтобы сообщить вам монаршью милость. Я только что сошел с борта 
"Сент-Томаса", испытав за время своего путешествия многие превратности судьбы. 
Теперь корабль отплыл в Санто-Доминго и возвратится сюда за мной дня через 
три-четыре. А на этот короткий промежуток времени мне придется воспользоваться 
гостеприимством вашего превосходительства. -- Создавалось впечатление, что 
гость не столько просит оказать ему любезность, сколько заявляет о своих правах.
 
      -- Так, так, -- соизволил произнести дон Хайме. 
      Склонив голову набок и важно улыбаясь в седеющие усы, он ждал, когда 
гость приступит к более подробному изложению послания короля. 
      Гость, однако, не проявлял торопливости. Он окинул взглядом большую 
прохладную комнату, роскошно обставленную резной дубовой и ореховой мебелью, 
доставленной сюда из Старого Света вместе с устилавшими пол коврами и 
развешанными по стенам картинами, и непринужденно, как человек, привыкший 
чувствовать себя свободно в любой обстановке, спросил, не разрешат ли ему сесть.
 Его превосходительство, слегка утратив свою величавость, поспешил предложить 
гостю стул. 
      Посланец короля все так же неторопливо, с легкой усмешкой, чрезвычайно не 
понравившейся дону Хайме, опустился на стул и вытянул ноги. 
      -- Мы с вами в какой-то мере родственники, дон Хайме, -- объявил он. 
      Дон Хайме уставился на него. 
      -- Не имею удовольствия об этом знать. 
      -- Именно поэтому я и спешу уведомить вас. Эти родственные узы возникли в 
результате вашего брака, сеньор. Я -- троюродный брат донны Эрнанды. 
      -- О! Моей жены! -- В тоне его превосходительства явственно прозвучал 
оттенок пренебрежения к упомянутой выше даме и ее родственникам. -- Я обратил 
внимание на ваше имя: Кейрос. -- Его превосходительству стала теперь ясна 
причина жесткого акцента дона Педро, от которого страдало его в остальном 
безупречное кастильское произношение. -- Вы, значит, португалец, как донна 
Эрнанда? -- И снова в тоне его превосходительства проскользнуло презрение к 
португальцам, и особенно к тем из них, кто состоит на службе у короля Испании, 
в то время как Португалия уже полстолетия назад установила свою независимость. 
      -- Наполовину португалец, разумеется. Моя семья... 
      -- Да, да, -- прервал его нетерпеливый дон Хайме. -- Так с каким же 
поручением прислал вас ко мне его величество? 
      -- Ваше нетерпение, дон Хайме, вполне естественно, -- с оттенком иронии 
произнес дон Педро. -- Не взыщите, что я позволил себе коснуться семейных дел. 
Итак, поручение, которое мне д