ним следили враждебные взгляды милых, сентиментальных сестер Питт, самых 
восторженных в Бриджуотере обожательниц красавца Монмута. 
      Блад улыбнулся и кивнул этим девушкам, с которыми находился в дружеских 
отношениях, а одну из них даже недолго лечил. Ответом на его приветствие был 
холодный и презрительный взгляд. Улыбка тут же исчезла с тонких губ Блада; он 
понял причину враждебности сестер, возросшей с тех пор, как на горизонте 
появился Монмут, вскруживший головы женщинам всех возрастов. Да, сестры Питт, 
несомненно, осуждали поведение Блада, считая, что молодой и здоровый человек, 
обладающий военным опытом, мог бы помочь правому делу, а он в этот решающий 
день остается в стороне, мирно покуривает трубку и ухаживает за цветами, в то 
время как все мужественные люди собираются примкнуть к защитнику протестантской 
церкви и готовы даже отдать за него свои жизни, лишь бы только он взошел на 
престол, принадлежащий ему по праву. 
      Если бы Бладу пришлось обсуждать этот вопрос с сестрами Питт, он сказал 
бы им, что, вдоволь побродив по свету и изведав множество приключений, он 
намерен сейчас продолжать заниматься делом, для которого еще с молодости был 
подготовлен своим образованием. Он мог бы сказать, что он врач, а не солдат; 
целитель, а не убийца. Однако Блад заранее знал FIX ответ. Они заявили бы ему, 
что сегодня каждый, кто считает себя мужчиной, обязан взять в руки оружие. Они 
указали бы ему на своего племянника Джереми, моряка по профессии, шкипера 
торгового судна, к несчастью для этого молодого человека недавно бросившего 
якорь в бухте Бриджуотера. Они сказали бы, что Джереми оставил штурвал корабля 
и взял в руки мушкет, чтобы защищать правое дело. Однако Блад не принадлежал к 
числу людей, которые спорят. Как я уже сказал, он был самостоятельным человеком.
 
      Закрыв окна и задернув занавески, он направился в глубь уютной, 
освещенной свечами комнаты, где его хозяйка, миссис Барлоу, накрывала на стол. 
Обратившись к ней, Блад высказал вслух свою мысль: 
      -- Я вышел из милости у девушек, живущих в доме через дорогу. 
      В приятном, звучном голосе Блада звучали металлические нотки, несколько 
смягченные и приглушенные ирландским акцентом, которые не могли истребить даже 
долгие годы блужданий по чужим странам. Весь характер этого человека словно 
отражался в его голосе, то ласковом и обаятельном, когда нужно было кого-то 
уговаривать, то жестком и звучащем, как команда, когда следовало кому-то 
внушать повиновение. Внешность Блада заслуживала внимания: он был высок, 
худощав и смугл, как цыган. Из-под прямых черных бровей смотрели спокойные, но 
пронизывающие глаза, удивительно синие для такого смуглого лица. И этот взгляд 
и правильной формы нос гармонировали с твердой, решительной складкой его губ. 
Он одевался во все черное, как и подобало человеку его профессии, но на костюме 
его лежал отпечаток изящества, говорившего о хорошем вкусе. Все это было 
характерно скорее для искателя приключений, каким он прежде и был, чем для 
степенного медика, каким он стал сейчас. Его камзол из тонкого камлота [5] был 
обшит серебряным позументом, а манжеты рубашки и жабо украшались брабантскими 
кружевами. Пышный черный парик Камлот -- тонкое сукно из верблюжьей шерсти 
отличался столь же тщательной завивкой, как и парик любого вельможи из 
Уайтхолла [6]. 
      Внимательно приглядевшись к Бладу, вы невольно задали себе вопрос: долго 
ли сможет такой человек прожить в этом тихом уголке, куда он случайно был 
заброшен шесть месяцев назад? Долго ли он будет заниматься своей мирной 
профессией, полученной им еще до начала самостоятельной жизни? И все же, когда 
вы узнаете историю жизни Блада, не только минувшую, но и грядущую, вы поверите 
-- правда, не без труда, -- что, если бы не превратность судьбы, которую ему 
предстояло очень скоро испытать, он мог бы долго еще продолжать тихое 
существование в глухом уголке Сомерсетшира, полностью довольствуясь своим 
скромным положением захолустного врача. Так могло бы быть... 
      Блад был сыном ирландского врача и уроженки Сомерсетширского графства. В 
ее жилах, как я уже говорил, текла кровь неугомонных морских бродяг, и этим, 
должно быть, объяснялась некоторая необузданность, рано проявившаяся в 
характере Питера. Первые признаки ее серьезно встревожили его отца, который для 
ирландца был на редкость миролюбивым человеком. Он заранее решил, что в выборе 
профессии мальчик должен пойти по его стопам. И Питер Блад, обладая 
способностями и жаждой знаний, порадовал своего отца, двадцати лет от роду 
добившись степени бакалавра медицины в дублинском колледже. После получения 
столь радостного известия отец прожил только три месяца (мать умерла за 
несколько лет до этого), и Питер, наследовав после смерти отца несколько сот 
фунтов стерлингов, отправился поглядеть на мир, с тем чтобы удовлетворить свой 
неугомонный дух. Забавное стечение некоторых обстоятельств привело его на 
военную службу к голландцам, воевавшим в то время с французами, а любовь к морю 
толкнула его во флот. Произведенный в офицеры знаменитым де Ритером", он 
участвовал в той самой морской битве на Средиземном море, когда был убит этот 
знаменитый флотоводец. 
      Полоса жизни Блада после подписания Неймегенского [7] мира нам почти 
совершенно неизвестна. Мы знаем, однако, что Питер провел два года в испанской 
тюрьме, но за что он попал туда, осталось для нас неясным. Быть может, именно 
благодаря этому он, выйдя из тюрьмы, поступил на службу к французам и в составе 
французской армии участвовал в боях на территории Голландии, оккупированной 
испанцами. Достигнув наконец тридцати двух лет, полностью удовлетворив некогда 
томившую его жажду приключений и чувствуя к тому же, что его здоровье 
пошатнулось в результате запущенного ранения, он вдруг ощутил сильнейшую тоску 
по родине и сел в Нанте на корабль, рассчитывая пробраться в Ирландию. Однако 
здоровье Блада во время путешествия ухудшилось, и, когда буря загнала его 
кораб