его от ужасной участи, которая ему угрожала, по крайней мере от пыток.
Мы подошли к месту казни. Люди уже суетились там: одни собирали хворост и 
складывали его вокруг дерева, другие разводили огонь. В толпе раздавались смех 
и шутки, но слышались и возгласы, в которых ясно сквозила ненависть ко всей 
расе цветных людей. Особенно усердствовал в этом отношении молодой Ринггольд, 
необузданный, жестокий юноша, унаследовавший худшие черты своего семейства.
Я знал, что ему нравится моя сестра. Я часто замечал, что он оказывал ей особые 
знаки внимания и не скрывал своей ревности к ее молодым друзьям. Его отец был 
самым богатым плантатором во всем поселке, и надменный сынок считал себя 
повсюду желанным гостем. Я не думаю, чтобы он нравился Виргинии. Впрочем, 
наверное не могу сказать – вопрос был слишком деликатный, чтобы задать его 
девочке-подростку, которая только воображала себя взрослой девушкой. Ринггольд 
не отличался ни красотой, ни благородством.
Он был, пожалуй, неглуп, но заносчив по отношению к людям, стоявшим ниже его, – 
обычная черта сыновей богатых родителей. Про него говорили, что характер у него 
мстительный. Вдобавок он был расточителен, слонялся по кабачкам самого низшего 
пошиба, устраивал петушиные бои.
Я не любил его и никогда не искал его общества. Он был немного старше меня, но 
дело не только в этом – мне не нравились его характер и склонности. Но совсем 
не так относились к нему мои родители. Они приветливо принимали Ринггольда в 
доме, по-видимому считая его своим будущим зятем. Они не замечали его 
недостатков – блеск золота часто ослепляет наши взоры.
Этот молодой человек был в числе тех, кто настойчиво требовал смерти мулата. Он 
принимал самое деятельное участие в приготовлениях к казни. Это объяснялось 
отчасти и природной бесчеловечностью – молодого Ринггольда и его отца считали 
жестокими плантаторами, и для всех рабов нашей колонии самой страшной угрозой 
было обещание продать их «массе Ринггольду».
Однако поведение молодого Ринггольда объяснялось и другой причиной: он 
воображал, что поступает по-рыцарски, проявляя дружеские чувства к нашей семье 
– а главное, к Виргинии. Но он ошибался: такая жестокость не могла вызвать у 
нас одобрения. Да и вряд ли моя добрая сестра наградила бы его за это 
приветливой улыбкой.
Молодой метис Пауэлл также был здесь. Услышав шум погони, он вернулся и теперь 
стоял в толпе, но ни в чем не участвовал.
Ринггольд увидел индейца, и странное выражение промелькнуло в его глазах. Он 
уже знал, что смуглый юноша спас Виргинию, но благодарности к нему отнюдь не 
испытывал.
Наоборот, в его груди вспыхнуло другое чувство: это было ясно видно по 
презрительной улыбке, игравшей на его губах.
Это стало еще заметнее, когда он грубо обратился к Пауэллу.
– Эй! Краснокожий! – крикнул он. – А ты не приложил руки к этому делу? Слышишь, 
ты, краснокожий!
– Это я краснокожий? – с негодованием воскликнул метис, бросив гордый взгляд на 
обидчика. – Однако цвет моей кожи лучше, чем вашей, трусливый болван! У 
Ринггольда цвет лица был несколько желтоватый. Удар был нанесен метко. 
Оскорбление дошло до сознания Ринггольда молниеносно, но он был так изумлен 
подобным обращением со стороны индейца и пришел в такую ярость, что на 
несколько мгновений утратил дар речи. Прежде чем он мог что-нибудь промолвить, 
послышались восклицания:
– Черт возьми! Что там болтает этот индеец?
– Повтори, что ты сказал! – закричал, опомнившись, Ринггольд.
– Если угодно, пожалуйста: трусливый болван! – крикнул метис, особенно 
подчеркнув последние слова.
Едва он успел вымолвить это, как Ринггольд выстрелил, но пуля пролетела мимо 
метиса. В следующую минуту противники ринулись вперед и вцепились друг другу в 
горло.
Оба упали на землю, но преимущество оказалось на стороне метиса. Он очутился 
наверху, нож сверкнул у него в руке, и Ринггольду, наверно, пришлось бы 
отправиться на тот свет, если бы кому-то из толпы не удалось вышибить нож из 
рук метиса. Несколько человек бросились к ним и розняли противников.
Некоторые возмущались поведением индейца и требовали для него смертной казни. 
Но нашлись люди с более благородными представлениями о справедливости, они были 
свидетелями того, как вызывающе вел себя Ринггольд, и, несмотря на влияние и 
силу семейства Ринггольдов, стали возражать против этого убийства. Я был 
исполнен решимости защищать метиса до последней возможности.
Трудно сказать, чем бы все это кончилось… Но вдруг кто-то крикнул:
– Желтый Джек бежал!



Глава XIII. ПОГОНЯ

Я оглянулся. Действительно, мулат бежал! Люди были поглощены схваткой 
Ринггольда с индейцем и забыли про мулата. Нож, который кто-то выбил из рук 
Пауэлла, упал к ногам Желтого Джека. Воспользовавшись суматохой, он поднял его, 
разрезал веревки, которыми был привязан к дереву, и бросился бежать. Кое-кто 
пытался схватить мулата, но он выскользнул из рук. В несколько прыжков он 
обогнал толпу людей и помчался к озеру.
Это была безумная попытка. Его или застрелят, или догонят. Да, но пытаться 
спастись от верной смерти – и какой смерти! – разве это безумие?