о, как баба, а 
тут еще и этот фальцет! Раньше я говорил басом, но вследствие сильной простуды 
потерял свой собственный голос навсегда, а за то, что я, кроме того, имею 
привычку опекать любого хорошего парня подобно матери или тетке, меня и 
прозвали Тетка Дролл.

— Но Дролл — это же не ваша фамилия?

— Конечно, нет. Я очень люблю шутку, возможно, даже немного забавен, оттого и 
это прозвище.

— Вы не очень-то похожи на американца. Моя фамилия Винтер, Тома — Гроссер, и вы 
уже слышали, что мы немцы. Похоже, что ваше происхождение вы хотите сохранить в 
глубокой тайне.

— У меня, конечно, есть причины не говорить об этом, но вовсе не оттого, что 
мне есть за что стыдиться. Этих причин много…

— Как прикажете это понимать?

— Об этом позже. Я, пожалуй, знаю, что вы хотите узнать. Вас интересует, что я 
теперь делаю на Западе и почему со мной шестнадцатилетний парень? Очень скоро я 
расскажу, а что касается моего имени, то, как сказал бы поэт, оно звучит 
чудовищно непоэтично.

— Ерунда, никто не должен стесняться своего имени. Не берите в голову!

Дролл закрыл глаза, весь сжался и глотнул так, словно его душили, после чего с 
неимоверными усилиями выдавил из себя три слова:

— Меня зовут Пампель.

— Что? Пампель? — улыбнулся Олд Файерхэнд. — Звучит, конечно, не очень 
благозвучно, но если я и засмеялся, то вовсе не от звука вашего имени, а от 
гримасы, которую вы скорчили. Как будто ничто, кроме паровой машины, не могло 
вытянуть из вас ваше имя, которое, впрочем, отнюдь не редкое. Когда-то одного 
тайного советника я тоже называл «пампель», и он с большим достоинством носил 
это прозвище [21 - Пампель — немецкое слово «Pampe» в среднегерманских 
диалектах имеет два значения: 1) густая каша, 2) жидкая грязь, смесь песка и 
воды.], — снова улыбнулся вестмен, — Но это слово немецкое, а стало быть, в 
вашем роду есть немцы?

— Да.

— А родились вы в Соединенных Штатах?

На это Дролл скорчил хитрую гримасу и ответил по-немецки:

— Нет, такая мысль мне в голову не приходила, ибо я подыскал себе немецких 
родителей.

— Что? Так вы уроженец Германии? — воскликнул Олд Файерхэнд. — Кто бы мог 
подумать? Мы же земляки!

— И вы не могли подумать? А я-то всегда считал — у меня на лице написано, что я 
правнук древних германцев! Может, вы угадаете, где сушились мои первые пеленки?

— Это нетрудно, ибо ваш диалект говорит сам за себя.

— Еще говорит? Вы серьезно? Это в высшей степени меня радует, так как именно 
страстная любовь к нашему прекрасному диалекту и попортила позже всю мою 
карьеру, если потребно. Ну так, скажите-ка, где я родился?

— В прекрасном герцогстве Альтенбург [22 - Альтенбург — окружной город в 
Восточной Германии; в средние века был важным центром торговли зерном и лесом, 
но соседство Лейпцига подорвало его экономическое значение. В 1603–1672 и 
1826–1918 годах был резиденцией герцогов Саксонско-Альтенбургских.], где 
готовят лучший творожный сыр.

— Верно, в старом Альтенбурге. Вы сразу угадали! А что касается сыра, то это 
истинная правда, его называют творожным, во всей Германии не сыщете лучше! 
Знаете ли, я хотел застать вас врасплох и потому решил сразу не признаваться, 
что мы земляки. Но теперь, когда мне так приятно сидеть здесь возле вас, меня 
разорвет в клочья, если я не коснусь нашей прекрасной родины, которая никак не 
выходит из головы, хотя я уже давно здесь, в этих землях.

Казалось, тотчас должна была завязаться оживленная беседа, но, к сожалению, 
этого не произошло, ибо в курилку из салона вошли еще двое, пресытившихся 
шахматами и желающих затянуться крепким дымком. Они быстро втянули вестменов в 
совершенно другой разговор, в родственные излияния пришлось отложить. Вскоре 
все разошлись по каютам, но прежде Дролл сказал Олд Файерхэнду:

— Очень жаль, что мы не сумели продолжить разговор, но завтра будет достаточно 
времени. Спокойной ночи, господин соотечественник! Сейчас нужно выспаться, ибо 
в полночь придется снова вставать.

В салоне погас свет, все каюты были заняты, и на судне воцарилась полная тишина,
 если не считать стука паровой машины. На палубе, как и положено, горели два 
фонаря, один на носу, друго