|
ричислят
к сонму тех самых, всемирно-знаменитых нью-йоркских Четырехсот! Эти мысли не
давали Роллинсу покоя, и как только начало светать, он растолкал Гринли и
Баумгартена, торопя их с отъездом. Когда солнце только поднялось над горизонтом,
они уже проделали путь в несколько миль.
Они ехали по горной местности, поросшей густыми лесами, время от времени
натыкаясь на следы уехавших вперед спутников. В полдень решили дать лошадям
отдохнуть.
— Через четверть часа мы доберемся до подходящего места, — объявил Нефтяной
принц, — глубокой котловины, в которую не заглядывает солнце. Там всегда
прохладно.
Они ехали по довольно круто вздымавшемуся косогору. Как только подъем окончился,
покрытый хвойным лесом склон вдруг резко обрывался вниз. Всадником даже
пришлось спешиться и вести лошадей в поводу.
— Еще шагов двести, — успокаивал Гринли, — а потом появится долина. Она
невелика, и посреди нее находится огромная скала, рядом с которой растет
могучий столетний бук.
Преодолев указанное расстояние, спутники Гринли буквально остолбенели,
зачарованные красотой открывшегося перед ними пейзажа. Прямо под ногами почва
почти отвесно уходила вниз; они оказались на верхнем краю котловины,
образованной обрывистыми скальными стенами. С южной и с северной стороны котла
вели два узких выхода. Путники находились на выступе западной стеньг,
нависавшем над котловиной. Скала, о которой говорил Гринли, была почти рядом. А
дерево возле нее поражало такой совершенной красотой, что привело бы в
восхищение любого живописца.
— Вот это да! — не удержался Баумгартен.
— Тсс! — остановил его Гринли. — Мы здесь не одни. Видите индейцев? Там, с
северной стороны? Там же пасутся их лошади.
Краснокожие сидели в тени скальной глыбы, спасаясь от знойных солнечных лучей.
Лица их были раскрашены боевыми красками, полностью скрывавшими черты лица. У
одного из индейцев за налобной повязкой торчали два орлиных пера. И только
теперь трое путников заметили темную полосу в траве, начинавшуюся у южного
входа и, словно шнур, тянувшуюся до самой скалы.
— Это след, оставленный краснокожими, — сообщил своим спутникам Гринли.
— Пожалуй, нам не стоит идти дальше, — с озабоченным видом произнес банкир. —
После пуэбло я не верю ни одному индейцу.
— Я знаю этих краснокожих, — спокойно ответил Гринли, — и даже имя одного из
них: это Мокаши, вождь нихора.
— Что может означать это имя? — осведомился бухгалтер.
— Бизон. Когда-то этих животных было много в саваннах, и вождь прославился как
удачливый охотник.
— Если вы его знаете, то и он, может быть, вас знает?
— Конечно, ведь я несколько раз бывал в его племени. Случалось это, правда в
мирное время, но он всегда был расположен ко мне. Сейчас, когда выкопан топор
войны, никому нельзя верить.
— Хм, что же делать?
— Да, собственно, ничего. Если просто спустимся вниз, они нас не тронут. Но на
всякий случай лучше ему, конечно, не показываться.
— А объехать котловину никак нельзя?
— В принципе, можно, но окольный путь долог, и тогда мы сегодня не попадем на
Нефтяное озеро. Нечего и говорить, что тогда разминемся с Батлером и Поллером,
если они решат поехать нам навстречу. Да, не вовремя оказались здесь эти
красномазые… Стой! — Гринли вдруг прервался. — А это что такое?
Он указал рукой в направлении южного входа в котловину, где двое пеших индейцев
внимательно изучали след. Лица этих двоих тоже были в боевой раскраске. Один из
них носил в волосах орлиное перо. Значит, он еще не был выдающимся вождем, и
только надеялся проявить свое воинское искусство. Оба в руках сжимали ружья.
— Это навахо, — тихо, как будто боясь, что его услышат, произнес Нефтяной принц.
— Вы их тоже знает
|
|