Вы в самом деле хотите мне помочь, миссис Бартон? Как это приятно! Только 
пожалуйста, не поднимайте бумагу и не читайте, что там написано!

Она приложила бумагу к указанному месту на лацкане пиджака, прикрыла сверху 
звездой и начала пришивать.

— Какая кропотливая работа! Мне бы, конечно, с этим не справиться, — признался 
Гарриман и после короткой паузы добавил, словно про себя: — Я чувствую себя так,
 будто подписал себе смертный приговор. И все же на душе легко и хорошо.

Зебулон не отрывал глаз от моей жены. Но его внимание было сосредоточено больше 
на ее лице, чем на руках. Его пальцы бесцельно теребили заячью шкурку. Вдруг он 
взял ножницы и, как его брат, вырезал двенадцатиконечную звезду. Проделал он 
это механически, будто во сне. Затем нерешительно протянул Душеньке звезду:

— Миссис Бартон, пожалуйста, сделайте то же самое и мне!

— Пришить? — спросила она.

— Пришить.

— С бумагой?

— Да. С бумагой и именем. Сейчас я его напишу.

— Вы видите? Разве я не говорил? — вырвалось у Гарримана.

— Молчи! — прикрикнул на него брат. — Я делаю это не по твоему желанию, а 
потому, что сам этого хочу! Я тоже могу покровительствовать, ясно?

— Но кому? — удивился Гарриман.

— Это моя тайна! Разве ты назвал мне имя? Тебе тоже не узнать мое.


Он схватил перо, бумагу и написал. Дело шло лишь о нескольких буквах, но 
потратил он довольно много времени. Сколько раз он останавливался. Наконец он 
закончил, дал чернилам высохнуть, сложил бумажку в несколько раз и подал 
Душеньке.

Собственно говоря, в поступке братьев не было ничего экстраординарного. Многие 
посчитали бы его чудачеством. Но мне было не до смеха, поскольку я понял, что 
ни тот ни другой не могли воспротивиться какому-то внутреннему зову.

Когда Душенька закончила работу, братья снова надели пиджаки. Взгляды 
смягчились, а лица стали добрее. В конце концов Гарриман рассмеялся. Но Зебулон 
лишь усмехнулся.

— Знаешь, кто ты теперь? — спросил первый.

— Один из «Виннету», — ответил другой.

— Да. Но ты знаешь, что это означает?

— Теперь я ангел того, другого, которого должен защищать…

— Не только! Об этом я и не говорю — само собой разумеется. Ведь теперь у тебя 
на груди имя того, кого ты ненавидел лютой ненавистью!

— И у тебя тоже.

— Конечно! Но ты подумал о том, что теперь твоей ненависти пришел конец?

— Ничего я не подумал! — вскипел Зебулон. — Я делаю то, что хочу! Я стал одним 
из «Виннету», и…

— Нет, вы им не стали, — перебил его Молодой Орел. В первый раз он по 
собственной воле позволил себе первым обратиться к Зебулону.

— Нет? — переспросил тот. — Разве не все условия выполнены?

— Не все.

— Что еще?

— Клятва!

— Клятва? Нужно поклясться? Но в чем?

— В том, что будете верны вашему долгу защиты до самой смерти. Красным людям не 
нужна клятва — им достаточно рукопожатия, поскольку оно для них так же свято, 
как присяга.

— Для нас тоже! — вскричал Гарриман.

— Да, тоже! — повторил Зебулон.

— Тогда вставайте! — приказал им юноша.

Оба подчинились. Он тоже поднялся. В этот момент Папперман бросил в огонь 
большую смолистую ветку. Пламя взметнулось ввысь. Оно извивалось и билось, как 
реющий стяг. Всем вдруг показалось, что лес ожил и стал живым существом. Ночные 
тени деревьев и кустов пришли в движение.

— Протяните руки! — приказал индеец.

Они снова подчинились. Тогда он подошел к ним, положил свои ладони сверху и 
произнес:

— Повторяйте за мной: быть верными до самой смерти нашим подопечным!

Они повторили.

— Это наша клятва! Повторяйте!

Они повторили.

— Итак! Только теперь вы можете утверждать, что стали «Виннету». Потому что не 
звезда делает это, а воля. Свою волю вы только что изъявили. Я свидетель. Дайте 
же мне, свидетелю, ваши руки.

Юноша взял одну правой, другую левой рукой и спросил:

— Вы осознали важность этого момента?

Ответа не