Вакерос не были исключением из общего правила. Растерявшись, они смотрели на 
нас. Мои же товарищи после нанесенного мной удара схватились за ружья, готовые 
сражаться.
— Не пугайтесь, сеньора, — попытался я успокоить хозяев, — мы не причиним вам 
вреда. Между нами возникло небольшое недоразумение, которое следует немедленно 
исправить.
Приблизившись к стульям, я поклонился, вспомнил цветистые обороты, обычные для 
мексиканцев, и обратился к сеньоре Эулалии:
— Донна, я всегда считал себя поклонником красоты и редких женских достоинств. 
Прошу вас, очнитесь и одарите меня ласковым взглядом.
Донья Эулалия томно вздохнула, открыла глаза и попыталась кокетливо улыбнуться, 
хотя на ее пожелтевшем лице проступали замешательство и тревога.
— Прекрасная донья, вспомните, как в древние времена дамы вершили суд над 
рыцарями и те подчинялись их приговору. В споре с нами дон Фернандо 
представляет потерпевшую сторону, поэтому не сможет судить нас по 
справедливости. Мы просим его предоставить решать вам, кто прав и кто виноват, 
и надеемся, что вы столь же добры, сколь и прекрасны, и будете к нам 
снисходительны.
Женщина приосанилась — видимо, я сумел ей польстить.
— Вы действительно те, за кого себя выдаете? — спросила она.
— Ну конечно, разве бы мы посмели обмануть вас, донья Эулалия?
— Вы слышите, дон Фернандо де Венанго де Гаяльпа? Эти славные сеньоры просили 
меня быть их судьей.
— Пожалуйста, вершите суд, сеньора Эулалия, — согласился ранчеро. — Я уверен, 
вы приговорите негодяев к повешению.
— Если они того заслужили, дон фернандо-и-Колона де Молинарес! Я готова 
выслушать вас, — обратилась донья ко мне.
Я воспользовался ее благосклонностью и начал:
— Представьте, донья Эулалия, что вы много дней путешествуете по прерии, 
смертельно устали и падаете с ног от голода. И вдруг вы встречаете корову. 
Позволяется ли убить это животное, при условии, что шкуру вы оставите 
владельцу?
— Конечно, позволяется, — согласилась вершащая суд «дама».
— Не всегда и не везде… — попытался вмешаться ранчеро, но вошедшая в роль 
сеньора оборвала его:
— Теперь здесь приказываю я, дон Фернандо! Вы будете говорить, когда я разрешу.
Мексиканец покорно умолк. Выражение на лицах вакерос не оставляло сомнений, кто 
настоящий хозяин на ранчо.
— Вот и все наше преступление, прекрасная донья! — продолжил я. — И тут 
внезапно появляется вакеро, тот, что сейчас лежит на земле, набрасывает лассо 
на сеньора Маршалла, который сейчас стоит перед вами, и тащит его за собой. Не 
пристрели я его лошадь, молодой человек мог бы погибнуть!
— Сеньор Маршалл… — задумчиво протянула хозяйка. — Мне дорого это имя. Некий 
сеньор Аллен Маршалл снимал комнату у моей сестры в Сан-Франциско.
— Аллен Маршалл? — поразился я. — Аллен Маршал из Луисвилла?
— Он самый. Вы с ним знакомы?
— Ну конечно! Сеньор Бернард Маршалл — ювелир и приходится ему родным братом.
— Святая дева! Тот ведь тоже был ювелиром и как-то рассказывал, что у него есть 
брат по имени Бернард! Альма, твое сердце не обмануло тебя. Разрешите обнять 
вас, сеньор Бернард. Я рада приветствовать вас в нашем доме.
Не понимая, чем вызвана бурная радость сеньоры, Бернард уклонился от объятий и 
ограничился тем, что поцеловал ей руку.
— Я прибыл в эти края, — сказал он, — чтобы найти брата. Где он сейчас, донья 
Эулалия?
— Моя дочь Альма два месяца назад вернулась из Сан-Франциско. Сеньор Аллен 
сказал ей, что собирается ехать на прииски. Но как же так случилось, что вы — 
миссионер, а ваш брат — ювелир?
— Мой друг Олд Шеттерхэнд пошутил, поверьте, в том не было злого умысла.
Сеньора повернулась в сторону ранчеро.
— Вы слышите, дон Фернандо де Венанго де Гаяльпа? Они не миссионеры и не 
разбойники. Я оправдываю их. и они могут гостить у нас сколько пожелают. Альма. 
сбегай на кухню и принеси бутылку базиликовой. За такую встречу не грех и 
выпить.

Последние слова доньи Эулалии преобразили ранчеро. Его лицо просветлело. Верно, 
лишь по очень торжественным дням ему разрешалось приложиться к базиликовой 
настойке. Жизнь на ранчо тяжела и однообразна, поэтому добрый малый готов был 
забыть съеденную нами корову, а может быть, и прибавить еще парочку, лишь бы 
развеять скуку. Таким образом «хулепе»
4
скрепил нашу дружбу и согласие.

Через минуту сеньорита Альма вернулась с бутылью и стаканами. Словом «хулепе» 
мексиканцы называют любое снадобье на травах, включая даже самое отвратительное 
пойло.
И на этот раз напиток не отличался изысканным вкусом, так что мы всего лишь 
пригубили его, а Виннету даже не посмотрел на «огненную воду». Однако дамы, 
судя по всему, были привычны к его вкусу и с явным удовольствием потягивали 
крепкую жидкость, а ранчеро все подливал в свой стакан до тех пор, пока не 
вмешалась его жена.