— Разве по этой причине все остальное должно стать собственностью этого 
негодяя? Разве Олд Шеттерхэнд — мальчишка, в чьих карманах может хозяйничать 
кто угодно? Я сдался тебе и тем самым оказал тебе честь как воину и как вождю. 
Почему же ты забываешь, что и я — воин и вождь и с такими, как Сантэр, могу 
говорить только как с псом? Достаточно одного пинка, и он перестанет лаять.
Индеец уважает смелость и гордость даже в том случае, если обнаруживает их у 
своего самого заклятого врага. Кайова знали меня, знали мои правила и не могли 
забыть, что в те времена, когда я, спасая Сэма Хокенса, захватил в плен Пиду, с 
головы сына вождя не упало ни единого волоса.
Краснокожие смотрели на меня чуть не с суеверным уважением, а Пида 
доброжелательно — конечно, с точки зрения индейца — ответил:
— Сэки-Лата самый храбрый из белых воинов, а тот, кого он свалил с ног ударом, 
известен среди нас как человек с двумя языками и двумя лицами. Я запрещаю ему 
прикасаться к тебе и совать свои руки в твои карманы.
— Благодарю тебя. Ты смелый вождь и когда-нибудь станешь самым славным воином 
среди кайова, а твое племя будет гордиться твоим именем. Благородный воин 
убивает врага, но не унижает его достоинства.
Пида гордо выпрямился, мои слова вселяли в юношу уверенность и возвышали в 
собственных глазах. Он ответил мне, и в его голосе прозвучало сожаление о том, 
что должно было произойти:
— Да, Пида убивает врага. Сэки-Лата умрет, но смерть его будет не унизительна, 
а почетна. Он умрет у столба пыток.
— Вы не услышите от меня ни стона, ни мольбы о пощаде. Единственное, о чем я 
вас прошу, держите подальше от меня этого негодяя.
Мне связали руки, затем повалили на землю и спутали ноги в щиколотках, чтобы я 
не мог ходить. Тем временем к Сантэру вернулось сознание, он встал на ноги, 
пошатываясь, подошел ко мне и пнул меня ногой.
— Ты поднял на меня руку, собака! — завизжал он. — Ты заплатишь мне за это 
жизнью!
И он попытался вцепиться руками мне в горло.
— Не смей! — остановил его окриком Пида. — Я запрещаю тебе прикасаться к 
пленнику!
— Ты не вправе запретить мне что-либо! — Несмотря на охватившую его ярость, 
Сантэр остановился и опасливо покосился на молодого вождя. — Он мой смертельный 
враг! Он ударил меня! Сейчас он на собственной шкуре испытает…
Не успел он прикоснуться ко мне, как я поджал ноги и с такой силой пнул его в 
грудь, что негодяй отлетел далеко назад и повалился на землю. Он хотел было 
сразу же вскочить на ноги, но ему это не удалось. Разъяренный, как раненый 
зверь, он медленно встал и с воплями и проклятиями выхватил револьвер.
— Ступай в ад, собака, там черт уже приготовил тебе место!
Стоявший рядом с Сантэром индеец по знаку Пиды резко ударил его под руку. Пуля 
унеслась в небо.
— Почему ты мне мешаешь? — набросился на краснокожего обезумевший Сантэр. — Он 
меня ударил! Он пнул меня ногой! Я убью его.
— Ты не убьешь его! — заявил Пида, подходя к Сантэру и сжимая его плечо рукой.
 — Сэки-Лата принадлежит мне, и никто не смеет тронуть его пальцем. Никто, 
кроме меня, не может распоряжаться его жизнью.
— Я поклялся отомстить ему!
— Твои клятвы меня не касаются. Ты оказал две-три услуги моему отцу, и он 
согласился, чтобы ты бывал у нас. Однако не рассчитывай на большее! Сэки-Лата 
должен умереть у столба пыток, и если ты его убьешь, поставлю к столбу пыток 
тебя!
— За чем остановка? Поставьте его к столбу пыток прямо здесь, у могил апачей, и 
устройте праздник по поводу смерти Виннету!
— Нам нельзя поступать так.
— Почему? Прекрасное место, прекрасный повод! Виннету мертв, а теперь вы еще 
замучите насмерть его лучшего друга и вашего смертельного врага!
— Нет. Мы отведем его в стойбище.
— В стойбище? Вы не в своем уме! Зачем?
— Чтобы отдать Сэки-Лату в руки моему отцу. Он сам решит, каким пыткам 
подвергнуть бледнолицего воина.
— Какая глупость! Вести его в стойбище!
— Замолчи! Пида — молодой вождь, но он не делает глупостей.
— Согласен, до сих пор не делал, но собирается сделать. Разве ты не знаешь, 
сколько раз Олд Шеттерхэнд был в плену? Сам дьявол помогал ему, и всегда ему 
удавалось бежать! Если вы не прикончите его сейчас же, он снова сумеет 
ускользнуть!
— Ему не удастся бежать. Мы будем обращаться с ним как с самым славным воином 
из племени бледнолицых, но и стеречь будем, как никого до сих пор не стерегли.
— Черт побери! Вы еще хотите обращаться с ним как со славным воином? Может быть,
 прикажете поднести ему цветы и украсить грудь орденами?
— Пида не знает, что такое ордена, и не понимает, зачем Сэки-Лате нужны цветы. 
Однако молодой вождь кайова знает, что с ним следует обращаться совсем 
по-другому, чем с тобой, если бы ты стал нашим пленником.
— Ты еще раскаешься в том, что не прислушался к моим словам. Без меня вам 
никогда не удалось бы его поймать, а теперь без меня вы наверняка упустите его, 
поэтому я еду с вами в стойбище. Я сам буду присматривать за ним и позабочусь о 
том, чтобы негодяй получил заслуженную кару за все зло, что он причинил мне и 
другим.
— Я не могу запретить тебе ехать с нами в стойбище, но не забывай, что я