помощи. Идите за мной. Я покажу вам место, где вы теперь будете жить под 
стражей.
— Нет, нет, Виннету, умоляю! — крикнул перепуганный Сэм. — Я не могу оставить 
больного!
— Сможешь, здесь приказываю я!
— Но разреши нам хотя бы…
— Довольно! — оборвал его на полуслове индеец. — Никаких возражений! Ступайте 
за мной, или я прикажу связать вас и увести силой!
— Мы в ваших руках и вынуждены подчиниться. Когда мы сможем увидеть 
Шеттерхэнда?
— В день его и вашей смерти.
— А раньше?
— Нет.
— Тогда разреши нам попрощаться с ним.
Сэм взял меня за руку, к моей щеке прикоснулась его щетина, и он поцеловал меня 
в лоб. Паркер и Стоун тоже поцеловали меня, после чего все трое ушли за Виннету.
 Я остался лежать один, но в скором времени появились апачи, подняли меня и 
понесли куда-то. Из-за слабости я не мог открыть глаза и опять впал в 
беспамятство.
Не знаю, как долго я спал, но это был исцеляющий сон, глубокий и 
продолжительный. Проснувшись, я без труда открыл глаза. Слабость явно 
уменьшилась. Язык повиновался мне, и я даже смог поднести руку ко рту, чтобы 
очистить его от сгустков крови и гноя.
К своему удивлению, я обнаружил, что нахожусь в какой-то квадратной комнате с 
каменными стенами. Свет падал через дверной проем. Мое ложе в дальнем углу 
комнаты составляли шкуры гризли, а укрыт я был индейским одеялом прекрасной 
работы. У входа сидели две индеанки — молодая и пожилая. Наверное, они 
ухаживали за мной и одновременно стерегли. Пожилая была безобразна, как почти 
все краснокожие скво, которые быстро теряют молодость и красоту, ибо их удел — 
тяжелый, изнурительный труд; мужчины-индейцы занимаются исключительно войной и 
охотой, проводя остальное время в праздности.
Вторая, молодая девушка, отличалась поразительной красотой. Будь на ней 
европейский наряд, она привлекла бы внимание в самом изысканном обществе. 
Длинное, перехваченное в талии ремешком из кожи гремучей змеи светло-голубое 
платье плотно облегало ее грудь и шею. На ней не было никаких украшений — ни 
стеклянных бус, ни дешевых монет, которые так любят индеанки. Единственным ее 
украшением были великолепные волосы, двумя иссиня-черными косами ниспадавшие до 
колен. Они напоминали волосы Виннету, а черты девушки — его лицо. Таинственно 
мерцали из-под длинных ресниц такие же, как у него, бархатные глаза. 
Нетипичными для индеанки в ее облике были румяные щеки с двумя неожиданно 
кокетливыми ямочками. Тихо, чтобы не разбудить меня, девушка разговаривала со 
своей напарницей, и каждый раз, когда она приоткрывала в улыбке яркие, 
коралловые губы, из-за них сверкали удивительно белые зубы. Нежные крылья носа 
говорили скорее о греческом, чем индейском происхождении девушки, об этом же 
говорил и цвет кожи — светлая бронза с чуть заметным серебристым оттенком. Ей 
могло быть лет восемнадцать. Я готов был держать пари, что девушка — сестра 
Виннету.
Женщины вышивали красными узорами кожаный пояс. Я приподнялся, чтобы лучше 
рассмотреть девушку. Да, я действительно привстал, причем почти без труда, и 
сам безмерно удивился этому, ведь недавно от слабости я не мог даже открыть 
глаза. Услышав шорох, старуха взглянула в мою сторону и воскликнула:
— Уфф! А-гуан инта-хинта!
Как вы уже знаете, возгласом «уфф» индейцы выражали удивление, а слова 
«инта-хинта» означали — «он не спит». Девушка оставила работу, поднялась и 
подошла ко мне.
— Ты проснулся? — спросила она на беглом английском, немало этим меня удивив. — 
Ты чего-нибудь хочешь?
Я уже открыл рот, чтобы ей ответить, но вспомнил, как недавно пытался сказать 
слово и ничего из этого не вышло, и быстро его закрыл. Но теперь у меня 
появились силы! Надо попытаться! И я с трудом прохрипел:
— Да…
Как приятно, оказывается, слышать звук собственного голоса! Правда, я сам его 
не узнал, а коротенькое «да» болью отозвалось в гортани, но это было первое 
слово после такого долгого и вынужденною молчания!
— Говори тише, а лучше — объясняйся знаками, — посоветовала девушка. Ншо-Чи 
видит, что разговор причиняет тебе боль.
— Тебя зовут Ншо-Чи? — спросил я.
— Да.
— Это имя очень подходит тебе, ибо ты — как прекрасный весенний день, полный 
света и аромата первых свежих цветов.
«Ншо-Чи» на языке апачей значит «Ясный День». Девушка чуть заметно смутилась и 
напомнила мне:
— Так чего ты хочешь?
— Скажи, ты из-за меня находишься здесь?
— Да, мне велено заботиться о больном.
— Кто велел?
— Мой брат, Виннету.
— Я так и подумал. Ты очень похожа на этого молодого и славного воина.
— А ты хотел его убить!
Вопрос или негодование прозвучали в словах девушки? Произнося это, она пытливо