англичанина есть Бог людей любого звания и любого времени. — Его слушатели 
покачали головами в сомнении за исключением самого молодого вождя, чьи глаза ни 
разу не посмотрели в сторону, пока тот говорил, и каждое слово, казалось, 
входило глубоко в тайники его разума. — Вопреки этим знакам богохульства я буду 
провозглашать мощь того, кому я молюсь! Мой Бог — это и твой Бог, и он сейчас 
смотрит одинаково на наши поступки и испытует с непостижимым знанием сердца нас 
обоих. Эта земля — Его подножие, а вон то небо — Его престол! Я не претендую 
проникнуть в Его священные тайны или объяснить причину, почему половина Его 
дивного творения так долго оставалась в болоте невежества и языческого 
омерзения, в каком ее застали мои предки; почему эти холмы никогда прежде не 
откликались эхом на песнопения хвалы или почему долины столь долго пребывали 
немы. Это истины, скрытые в тайных замыслах Его священных целей, и нам этого не 
дано знать до их окончательного завершения.
Но великий и праведный дух привел сюда людей, преисполненных любви к истине и 
богатых замыслами, внушенными тяжким бременем веры постольку, поскольку их 
помыслы обращены на вещи чистые, в то время как сознание своих прегрешений 
повергает их в глубоком смирении во прах. Ты выдвигаешь против нас обвинение, 
что мы домогаемся твоих земель и что наши души исполнены развращенности богатых.
 Это происходит от неведения того, что было отринуто, дабы дух того, что угодно 
Богу, мог крепко держаться за истину. Когда йенгизы пришли в эти дикие места, 
они оставили позади все то, что может радовать глаз, ублажать чувства и питать 
желания человеческого сердца в стране своих предков, ибо, как ни прекрасно 
творение Господа в других странах, нет ничего, что так Же великолепно, как то, 
от чего отправились в глушь эти пилигримы. На том благословенном острове земля 
стонет от обилия своих продуктов; их сладкие запахи ласкают обоняние, а глаза 
не устают лицезреть их прелесть. Нет, бледнолицые покинули домашний очаг и всю 
эту сладостную жизнь, чтобы служить
Господу, и не по наущению одержимых душ или порочного тщеславия!
Контент сделал паузу, ибо, воспылав духом, который его воодушевлял, он 
незаметно уклонился от своей темы. Его победители сохраняли чинную серьезность, 
с какой индеец всегда слушает речь другого, пока тот не закончит, а затем 
Большой Вождь, или Вампаноа, как он сам себя поименовал, слегка коснулся 
пальцем плеча пленника и спросил:
— Почему же народ йенгизов заблудился на тропе, которая никуда не ведет? Если 
страна, покинутая ими, такая привлекательная, разве не может их Бог внять им из 
вигвамов их отцов? Смотри: если наши деревья всего лишь кустарник, оставьте их 
краснокожему. Он найдет место под их ветвями, чтобы укрыться в тени. Если наши 
реки малы, это потому, что сами индейцы малы ростом. Если холмы низкие и долины 
узкие, а ноги моего бедного народа устают за время долгой охоты, то тем легче 
им шагать среди них. А то, что Великий Дух создал для краснокожего человека, 
краснокожий должен беречь. Те, чья кожа подобна свету утра, должны уйти обратно 
в сторону восходящего солнца, откуда они пришли, чтобы причинить нам вред.
Вождь говорил спокойно, но как человек, давно привыкший действовать в 
обстановке хитроумных споров, согласно обычаю народа, к которому он принадлежал.

— Бог решил иначе, — сказал Контент. — Он привел своих слуг сюда, чтобы фимиам 
хвалы вознесся из диких мест.

— Ваш Дух — это злой Дух. Ваши уши поддались на обман. Совет, который велел 
вашим юношам отправиться так далеко, говорил не голосом Маниту
109
. Он сошел с языка того, кому принято видеть добычу скудной, а скво голодными. 
Довольно! Вы идете за обманщиком, а не то ваши руки не были бы такими темными.

— Я не знаю, какую обиду могли причинить вампаноа люди с порочными душами, ибо 
и такие есть среди нас даже в домах людей благонамеренных, но вред кому бы то 
ни было никогда не исходил от тех, кто живет за моими дверями. За эти земли 
была уплачена цена, и то, чем теперь изобилует долина, добыто большим трудом. 
Ты вампаноа и знаешь, что границы охотничьих земель твоего племени свято 
соблюдались моими людьми. Разве не стоят ограды, поставленные их руками, и 
разве копыто хотя бы одного жеребенка топтало кукурузу? А когда это случалось, 
чтобы индеец пришел в поисках справедливости по поводу забредшего в его 
владения вола и не нашел ее?
— Лось не ест траву у корней, а живет за счет дерева! Он не наклоняется, чтобы 
кормиться тем, на что наступает ногой! Разве ястреб ищет москита? У него 
слишком большие глаза. Он может разглядеть птицу. Хватит! Если оленей перебьют, 
вампаноа сломают ограду собственными руками. Рука голодного человека сильна. 
Эту ограду соорудил хитрый бледнолицый. Он не дает убежать жеребенку, и он же 
готов запереть индейца. Но душа воина слишком велика. Ее не удержать на 
подножном корму вместе с волом.
Тихий, но красноречивый шепот удовлетворения из уст его угрюмых спутников 
сопроводил эту реплику вождя.
— Страна твоего племени расположена далеко отсюда, — возразил Контент, — и я не 
покривлю душой, осмеливаясь судить, справедливо или несправедливо поступили с 
ним при разделе земель. Но в этой долине краснокожему никогда не причиняли 
обиды. Какой индеец просил еды и не получал ее? Если он испытывал жажду, сидр 
появлялся по его желанию; если он замерзал, для него было место возле очага; и 
все-таки была же причина, почему топор должен оказаться в моей руке и почему 
моя нога должна ступить на тропу войны! Много лет мы жили в мире на землях, 
купленных и у краснокожих, и у белых. Но хотя солнце так долго ярко светило,