стекла. В 1812 году в Америке было не сыскать ни одного оконного стекла или 
стакана, сделанного из чистого, прозрачного стекла! Нынче у нас производится 
множество прекрасных вещей такого рода, известных в мире, а. также тысячи 
других предметов домашнего обихода. Бокал Бена Трутня был его соотечественником 
в буквальном смысле. Он был не только американским, но и происходил из того же 
графства штата Пенсильвания, что и его хозяин. Мутное, зеленоватое стекло было 
тогда наилучшим произведением стеклодувов Питтсбурга, и Бен приобрел бокал 
всего год назад, прямо на месте, где его сделали.
Дуб, более высокий, чем остальные, стоял поодаль от своих собратьев, на 
открытом склоне, а не в самой дуброве. Еще летом молния ударила в это дерево, 
расщепив его ствол на высоте примерно четырех футов над землей и разбросав 
вокруг обломки ствола и толстые сучья. На них-то теперь и сидели зрители, 
наблюдая за работой бортника. Пень от этого дуба Бен использовал вместо стола; 
сбив топором торчащие щепки, он разложил на пне орудия ремесла, которые 
понадобятся ему — каждое в свое время.

Первым на этот грубый стол было помещено деревянное блюдо. Затем Бурдон открыл 
деревянную коробочку и извлек оттуда вырезанный круглый кусок пчелиных сот, 
примерно полтора дюйма
note 17
в диаметре. За ним последовал оловянный сосуд с крышкой, и из него в отдельные 
ячейки сот был налит, примерно до половины, чистый как слеза мед. Затем он взял 
в руки бокал, тщательно протер его, поднес к глазам и осмотрел. По правде 
сказать, особого восхищения бокал не заслуживал, но он был достаточно прозрачен 
— то, что Бену и требовалось: ему нужно было всего лишь видеть сквозь стекло, 
что происходит внутри бокала.

Покончив с этими приготовлениями, Бен Жужжало, или Жало, — таково было его 
второе прозвище — обратился в сторону бархатистой травки, покрывавшей прогалину.
 Поздней весной огонь пронесся по всей местности, и трава здесь выросла на диво 
свежая, сладкая и коротенькая, как на лучших пастбищах. Тут рос в изобилии 
белый клевер, только что распустившийся пышным цветом. Цвело множество и других 
цветов, а вокруг них кружили тысячи пчел. Трудолюбивые маленькие насекомые изо 
всех сил старались набрать побольше сладкого груза; если бы они только 
догадывались о грабеже, задуманном человеком! Когда Бурдон крадучись двинулся 
вперед по разнотравью среди жужжащих гостей, оба краснокожих пристально следили 
за каждым его движением, словно кошки за мышью; Гершом же — хотя дело было 
любопытное — обращал на бортника куда меньше внимания: меду он всегда 
предпочитал виски.
Наконец Бурдон выбрал пчелу по своему вкусу, подстерег момент, когда она сосала 
нектар из цветка белого клевера, и аккуратно накрыл ее зеленовато-мутным 
бокалом; пленница мгновенно взвилась вверх и попыталась улететь. Прикрыв бокал 
снизу свободной рукой, Бен понес его с забившейся в верх бокала пчелой обратно 
на пень. Там он поставил опрокинутый бокал на деревянное блюдо, прикрыв им 
кружок сот с медом.
Пока все шло как по маслу; Бен Жужжало с минуту наблюдал за своей пленницей и, 
удостоверившись, что все в порядке, снял свою шапку и накрыл ею и бокал, и 
блюдо с сотами, и пчелу. Переждав с полминуты, он с превеликой осторожностью 
приподнял шапку и убедился, что в тот же момент, как наступила тьма, пчела села 
на соты и принялась пить мед. Затем Бен совсем убрал шапку: пчела, забравшись 
до половины туловища в одну из ячеек, уже не обращала внимания ни на что, кроме 
неожиданно свалившегося на нее сладкого сокровища. Именно этого и добивался 
охотник — первая часть работы была выполнена. Теперь стало понятно, почему для 
поимки пчелы он воспользовался стеклянным бокалом, а не любым сосудом из дерева 
или из коры. Прозрачное стекло позволяло наблюдать за движениями пленницы, а 
темнота должна была заставить ее опуститься на соты.
Пчела была так поглощена своей трапезой, что Бен Жужжало, или Бурдон, 
незамедлительно поднял стеклянный бокал. Затем он осмотрелся и поймал вторую 
пчелу, которую и поместил на соты рядом с первой. Через минуту, повторив все 
действия, он опять убрал стакан: вторая пчела уже нырнула с головой в свою 
ячейку. Теперь Бурдон сделал знак своим спутникам подойти поближе.
— Вот они, глядите, как набросились на мед, — сказал он по-английски, указывая 
на пчел. — Расправляются с этими сотами и знать не знают, что навлекают беду на 
свой собственный улей! Все как у нас! Когда мы воображаем, что добрались до 
большого богатства, мы ближе всего к разорению, а в бедности и смирении нас 
может ожидать внезапный дар судьбы. Я часто задумываюсь об этом; здесь, в глуши 
и одиночестве, всякое приходит в голову.

Бен говорил на очень чистом английском языке, принимая во внимание его 
жизненные условия, но некоторые выражения все же свидетельствовали о том, что 
он не из образованных. Подчас не так сказанное слово может повлиять на судьбу 
человека, но Бена Жужжало это не касалось: за весь сезон летнего промысла он 
едва ли встретит более полудюжины людей. Однако мы помним англичанина, который 
никогда бы не снизошел до Бера
note 18
, несмотря на все его таланты, потому что последний сказал «европийский» вместо 
«европейский».

— Почему навлекают беду на улей? — сурово спросил Большой Лось, человек весьма 
дотошный. — Никто не видит, не слышит — только взял мало-мало меду.