крик за невольное выражение жалобы и боли, в то время как чуткий союзник, 
старавшийся обратить на себя внимание пленника, понял, что был услышан. Шепот 
оборвался, и пленник ждал дальнейших действий друга со стоическим терпением 
американского индейца. Минуту спустя чиппева почувствовал, как путы, 
стягивавшие его локти за спиной, ослабли. Затем сзади протянулась рука с ножом, 
и веревки, связывавшие его запястья, были перерезаны. В эту минуту кто-то 
шепнул ему на ухо:
— Воспрянь духом, чиппева, — твой друг Бурдон пришел. Стоять можешь?
— Стоять нет, — еле слышно прошептал индеец. — Веревки тугие.
Еще через мгновенье и колени и лодыжки чиппева были освобождены. Остались 
только веревки, которыми пленник был прикручен к дереву. Медля перерезать 
последние путы, бортник проявил выдержку и рассудительность: стоило ему 
перерезать прочную веревку из волокон коры, как индеец свалился бы как бревно, 
потому что ноги его не держали. Веревки нарушили кровообращение, и в результате 
он был как бы временно парализован. Быстрокрылый Голубь правильно понял причину 
осторожности своего друга и старался растирать руку об руку, пока бортник 
растирал его ноги, обхватив руками дерево сзади. Пусть читатель вообразит 
волнение, снедавшее Марджери: она видела, как Бурдон подошел к дереву, но не 
могла понять, почему он так долго медлит.
Тем временем собаки всерьез забеспокоились. Однако их хозяева, привыкшие к тому,
 что по ночам вокруг лагеря бродят волки и лисы, не обращали внимания на 
беспокойное поведение животных, которые частенько рычали и во сне. Бортник, 
продолжая растирать ноги своего друга, перестал было опасаться собак, но тут 
возникло новое основание для тревоги, а чиппева к тому времени еще едва стоял 
на ногах и двигаться с прежней легкостью, конечно, не мог. Дикари собрались к 
хижине, и по жестам их вождя было ясно, что они собираются выставить стражу на 
ночь. По всей вероятности, часового поставят поближе к пленнику, и бортник был 
вынужден быстро решать: предпринимать попытку к бегству как можно скорее или 
ждать, пока все улягутся спать? Почти касаясь губами уха Быстрокрылого, но 
стараясь не оказаться на свету, он заговорил с ним:
— Видишь, чиппева, — вождь приказывает одному из воинов встать на стражу рядом 
с тобой?
— Вижу, хорошо вижу. Машет руками — как не видать.
— Как думаешь — будем ждать, пока воины уснут, или бежим, пока страж не пришел?
— Лучше ждать, думаю. У тебя есть винтовка — есть томагавк — есть нож — а?
— Все есть, хотя винтовка осталась у дерева, пониже по склону.
— Плохо. Никогда не оставляй винтовку на военной тропе. Ладно — ты его 
томагавком, я беру скальп — дело сделано.
— Я не убью никого, чиппева, без крайней необходимости. Если это единственный 
способ тебя спасти, я лучше перережу веревку, и выпутывайся сам, как знаешь.
— Дай тогда томагавк — дай нож тоже.
— Только не для убийства. Не люблю проливать кровь, когда можно без этого 
обойтись.
— Война — нельзя проливать кровь? Когда же убивать, если не на войне? 
Потаватоми выкопали боевой топор против Великого Отца в Вашингтоне — а нам 
нельзя брать его скальп, так?
Последние слова чиппева произнес с такой горячностью, что собаки подняли головы 
и зарычали. Но почти в это мгновенье вождь и немногие воины, бодрствовавшие 
вместе с ним, улеглись на покой, а молодой воин, назначенный охранять хижину, 
вышел из дверей и неторопливо пошел к пленнику. Медлить было нельзя, и бортник 
приставил острие ножа к веревке, которой индеец был привязан к дереву, 
предупредив его, чтобы тот был готов стоять на ногах без поддержки. Перерезав 
веревку, бортник прилег на землю и ползком двинулся подальше от света; вскоре 
склон холма укрыл его от всех, кто был возле хижины. Мгновение спустя он уже 
держал в руках свою винтовку и быстро спускался с холма к тропе, ведущей через 
болото.



ГЛАВА VII


Мы дикарями их зовем,
Но даже прах могил
К нам вопиет: не дикарем —
Он человеком был!
Спрэг

Добравшись до начала тропинки через болото, Бурдон остановился и оглянулся 
назад. Он достаточно далеко отошел от невысокого пригорка, чтобы видеть, что 
творится на его верхушке, и при свете угасающего костра различал все как на 
ладони. Чиппева стоял, выпрямившись, у дерева, словно его все еще сдерживали 
веревки, а часовой медленно приближался к нему. Собаки вскочили и начали лаять, 
разбудив пятерых или шестерых дикарей; те подняли головы. Один даже встал и 
подбросил несколько сухих веток в костер, который разгорелся жарче, высветив 
все вокруг хижины ярким светом.
Бортника поразило невозмутимое спокойствие, с каким Быстрокрылый Голубь 
продолжал стоять возле дерева, поджидая, пока часовой подойдет ближе. Несколько 
секунд — и тот подошел вплотную к нему. Потаватоми не сразу понял, что пленник 
больше не связан. Он сам загородил его от света, и с первого взгляда не было