белый  флаг.  Отряды  выходят
подбирать раненых и убитых.
     Мир  на несколько минут!  Горькая ирония! Англичане, французы и русские
выходят из своих прикрытий.
     На виду двух армий  появляется странная группа: два человека  и собака.
Они выходят буквально  из-под  земли  и видны всем.  Один  из них -- человек
среднего роста,  с бородой,  в русской шинели и фуражке. Другой -- такого же
роста, тоже  с  бородой,  одет  в форму зуава.  На  груди его сверкает крест
Почетного Легиона.  Но вид его ужасен! Этот капрал  зуавов едва тащит ноги и
не хочет  идти. Руки  у него связаны за спиной,  как  у преступника,  голова
опущена, феска надета, как чепец.
     Волей-неволей он должен идти.  На  шее у него  узлом  завязана веревка,
которую русский намотал себе на руку и тащит его.
     Очевидно,  русский   наслаждается   унижением  зуава   и   кричит   ему
по-французски:
     -- Ну, двигайся, негодяй! Подвигайся вперед!
     Зуав пытается  упираться, но собака кусает  за ноги и ворчит.  Кое-как,
крича,   подгоняя   зуава,   они   проходят   десять   шагов.   Зуав   опять
останавливается.
     Русский подгоняет его штыком и кричит:
     -- Иди, голубчик! Иди же! Товарищи ждут!
     Следует сильный  удар ногой, и зуав испускает вопль ярости и боли. Ему,
очевидно, хочется убежать, спрятаться, ничего не видеть и не слышать!
     Человек в русской шинели, беспощадный,  неумолимый, затягивает веревку,
и  несчастный  полузадушенный зуав, подгоняемый штыком  и  собакой, шатаясь,
взбирается на укрепления.
     Артиллеристы третьей батареи с недоумением смотрят на странную группу.
     -- Бог мой! Кажется, Митральеза! -- кричит один из них.
     --  И  Сорви-голова!  --  добавляет  капитан  Шампобер  вполголоса,  со
сжавшимся сердцем.  -- Несчастный!  Так ужасно  кончить!  Я не  могу  видеть
этого! Ужасная, тяжелая минута!
     --  Ну, иди же, сударь! --  кричит русский  зуаву и толкает его  ногой.
Собака скачет на ноги зуаву, и капли крови показываются на белых гетрах.
     В этом несчастном человеческом существе, которое  не видит и не слышит,
артиллеристы  с  негодованием  узнают своего  победоносного  товарища, героя
второго полка зуавов.
     -- Сорви-голова! Гром и молния! Это он!
     -- Негодяй! Изменник! Продажный!
     -- Каналья! Тебе сорвут твой крест!
     -- Смерть изменнику!
     Оба  человека и  собака  останавливаются,  осыпаемые  градом  насмешек,
оскорблений, проклятий.
     Человек в русской шинели кричит зуаву:
     --  Да  тебя  знают здесь!  Они ошибаются...  покажи  им  себя... скажи
что-нибудь... пароль, спой  песню твоего полка...  Не знаешь? Странно.  А  я
знаю!
     Прекрасным  звучным  голосом  русский   поет   любимую  песню   зуавов.
Артиллеристы изумленно молчат. Пользуясь тишиной, русский восклицает:
     -- Вы  не знаете Сорви-голову? Нет, не знаете,  потому что вот он перед
вами!
     С быстротой молнии он сбрасывает русскую фуражку, шинель и появляется в
блестящей форме зуава. Бледный от волнения,  с  бьющимся сердцем, с огненным
взглядом, он кричит на всю батарею:
     -- Вот  он -- Сорви-голова! Вы не пошлете его на  смерть! Не сорвете  с
него креста!
     -- Сорви-голова! Не может быть! Сорви-голова! -- кричат артиллеристы.
     -- Есть! -- отвечает он своим сильным голосом и презрительно, небрежным
жестом, указав  через плечо на пленника,  который стоит,  как  мертвый,  без
движения, без взгляда, без голоса, добавляет:
     -- Господин  капитан!  Есть  два  Сорви-головы,  как два  креста!  Один
настоящий,  на  моей  груди, на  ленте, простреленной неприятельской  пулей.
Другой   --   не  стоит   говорить   о  нем!   Что  касается  до  фальшивого
Сорви-головы... посмотрите на лицо этого Иуды!
     Двумя сильными  пощечинами он  сбивает с пленника фальшивую  бороду,  и
перед глазами зрителей появляется бледное, искаженное лицо сержанта Дюрэ.
     Звучат восторженные крики:
     -- Да здравствует Сорви-голова! Да здравствует настоящий Сорви-голова!
     Солдаты поняли все.  Капитан бросается  в  объятия своего друга, крича:
"Прости, прости меня!"
     Митральеза    прыгает,    скачет,    лает,    визжит,   здороваясь    с
друзьями-артиллеристами.
     Сильные руки хватают пленника, его готовы убить.
     -- Прошу вас, товарищи, -- говорит Сорви-голова, -- не трогайте его. Он
принадлежит  правосудию,  он  нужен  мне   живой,  его   позор   будет  моим
оправданием!
     -- Блестящее доказательство! -- восклицает капитан.
     -- Да, конечно, его нельзя убивать!
     Вокруг Сорви-головы  и  пленника сомкнулся  тесный круг  артиллеристов.
Восторг усиливается. Все хотят пожать руку  зуаву, сказать ему доброе слово.
Мало-помалу,  Сорви-голова теряет  почву под ногами  и оказывается на плечах
солдат, как настоящий триумфатор.
     -- Понесем его к зуавам! -- предлагает кто-то.
     --