|
рузья?
-- О, от всего сердца! -- воскликнули молодые девушки.
Старик побледнел от волнения; кровь прилила к его худому лицу,
побуревшему от двадцатилетней работы на открытом воздухе, и он едва мог
произнести:
-- Вы... золотые сердца... как этот металл!.. Вы -- достойны своего
счастья!.. Моя благодарность... принадлежит вам навсегда!.. Я -- ваш...
возьмите меня... вы увидите, я буду вам полезен. Это так же верно, как мое
имя -- Пьер Лестанг, уроженец прихода св. Бонифация, близ Виннипега, в
Канаде.
-- А, моя родина! -- вскричал Дюшато, протягивая ему руку. -- Я должен
был догадаться об этом по вашему произношению!
-- Но мы соотечественники!.. Да, по старой Франции,--прибавил Фортен,--
и вы будете таким образом вдвойне свои!
Во время этого разговора к золотоносной яме приблизилась небольшая
группа людей. Лохмотья доусонцев были все-таки не лишены живописности, а вид
подошедших был очень подозрителен. Но счастливые искатели золота не обратили
на это внимания и в порыве радости не заметили взглядов, брошенных вновь
прибывшими на палатки, яму и на кучу самородков.
После долгого немого созерцания эти люди с наружностью бандитов
медленно удалились, как бы с сожалением, к досчатому бараку, где наскоро был
устроен трактир. Незнакомцы уселись за бутылкой виски, и один из них,
оглянувшись кругом, тихо обратился к своим товарищам:
-- Вы все видели? Смотрите, не забудьте! Особенно позаботьтесь о
собаке! Черт возьми! У них более ста килограммов золота, стоящего по крайней
мере триста тысяч франков! Нужно, чтобы все это стало нашим в течение двух
дней!
ГЛАВА VI
Два человека из конной полиции,-- Западня.-- Два трупа.-- Страшная
резня.-- Еще один мертвец.-- Упорный сообщник.-- Пожар.-- Мнимые
полицейские.-- Охрана для гнезда самородков.
Неделю спустя зловещие незнакомцы, метившие на золото наших друзей,
собрались в селении Фурш. Расположенная при слиянии двух рек, Эльдорадо и
Бонанзы, Фурш была малою копией Доусон-Сити, так как здесь было такое же
положение, такая же грязь и топь, те же увеселительные места, те же люди.
Только общественная организация была здесь более первобытная, жизнь дороже и
суетливее, а удовольствия грубее.
Здесь имелся полицейский пост, но люди, представлявшие это учреждение,
так справедливо уважаемое, имели множество дел и никогда не сидели на одном
месте, разъезжая по горам и долам. При случае они никогда не отказывались от
угощения.
Около трех часов того же дня, после возвращения подозрительных
незнакомцев, два полисмена вернулись в Фурш. Когда они подошли к первому
дому, харчевне, где радостно веселилась маленькая группа рудокопов, их
остановил один из кутил, казалось, подстерегавший их. Он пожелал им доброго
дня и прибавил хриплым от виски голосом:
-- Вы чокнетесь с нами, не так ли?
-- Идет! -- отвечал один из полисменов.-- Мы уже четыре дня в дороге и
хотим пить, а особенно есть!
-- Ура! Мы нашли гнездо самородков и по этому случаю собрались пить и
есть! Вот вы и повеселитесь с нами!
-- Но позвольте раньше вычистить лошадей!
-- Ни за что! Это сделает харчевник!
Пришел хозяин харчевни. Это был высокий и крепкий мужчина лет тридцати,
с белокурой бородой и волосами. Он с видом знатока осмотрел лошадей.
-- А,-- сказал один из полицейских,-- я вас не знаю!
-- Ничего нет удивительного! Я здесь только неделю... я наследник Жое
Большой Губки, умершего от белой горячки.
-- Это должно было произойти! -- подхватил второй полицейский.-- Этот
бедный Жое не пил менее галлона (4 литра) в день. Это уж слишком!
-- Мы познакомимся, господа, и вы будете приняты с не меньшим радушием,
чем моим предшественником! Но довольно болтать!.. Входите же... Я займусь
лошадьми.
Сопровождаемые человеком, пригласившим их на улице, полисмены вошли в
довольно большую залу, где только четверо собеседников с аппетитом пили и
ели. Их познакомили и дали место за монументальным столом, заставленным
напитками и съестными припасами. Перед ними очутились два бокала,
наполненные немного дрожавшими руками до краев, на тарелках появилась
невзыскательная пища этих мест, и для начала все звонко чокнулись.
Привыкнув к шумному радушию рудокопов, уверенные в их честности, зная,
что в случае нужды ничто не в силах заставить их пренебречь своими
обязанностями, оба полисмена принимали угощение, не дожидаясь упрашиваний.
Умевшие хорошо поесть, а еще лучше выпить, что не удивительно в людях,
проводящих службу при пятидесяти и более градусах холода, они пили полными
стаканами, потом принялись за еду, глотая ее с поспешностью солдата во время
похода, набивая рот кусками пищи и снова запивая их.
Хозяин харчевни вернулся с бутылками и закуской. Обменявшись с одним из
выпивавших многозначительным взглядом, он проговорил:
-- Лошади приведены
|
|