же фамилию не сказал. А они меня потом через газету «Гудок» целый 
год искали.

Если бы я не был заинтересованным лицом, я бы смело заявил: «Рассказ – что 
надо!» Недаром после Славкиной истории Ленька так 
разволновался:
– Я ошибся, я вам не то рассказал! Ну, можно еще разок попробовать? – и он как 
застрочит: – 
Идуяпоздноночьюсрепетиции…
Но мы ему слова не дали.

– Нечего, нечего! – осадил его Рой. – Точка! Валяй, Петька.

Я 
задумался:
– Может, я вам завтра 
расскажу?
– Маленький, а хитрый! – возмутился Ленька. – За ночь знаешь, сколько можно 
вспомнить?
Как я ни ломал себе голову, ничего не мог выделить из своей жизни 
знаменательного. И рассказал им старую-престарую историю, о которой знал весь 
наш двор: как я пошел в первый класс.

– А было это, братцы мои, так. Как вам всем давно известно, я не по годам 
развит… А ты не хмыкай, не хмыкай (в сторону брата)! Когда мне исполнилось семь 
лет, все соседи говорили маме: «Какой многообещающий, даровитый ребенок!» И 
правда, я уже мог свободно читать про себя, грамотно писать не один десяток 
слов и считать без запинки до двадцати трех. Без костяшек! Других детей 
отводили в школу или мамы, или папы, а меня – и мама, и папа. Ленька, 
подтверди… Я зашел в класс, сел за первую парту и гляжу на учителя. А родители 
стали подглядывать в окно. Но учитель сделал им на первый раз замечание через 
форточку, и они на время исчезли. Кажется… точно не помню, начали разучивать 
алфавит: а, б, в, г, д, е, е, ж, з, и, к, л, 
м…
Но ребята меня перебили и закруглили алфавит.

– Я! – зашипели они хором. – Валяй дальше. Не выгадывай время, чтобы надумать.

– А Рой тоже думал! – оскорбился я. – Все волков искали, а он лежал себе и 
думал. Потому у него и 
звучит!
– Что верно – то верно, – охотно согласились со мной Левка и Ленька. – Будем 
считать Славкин рассказ недействительным.

Его замечательная история не давала нам покоя.

– Это нечестно! – взвился Рой. – Не по-пиратски! Леньке не разрешили 
перерасказывать, и мне должны запретить. А этот шкет вас нарочно отвлекает, а 
сам все думает, думает.

– И это верно, – задумчиво сказал Гринберг.

А я 
разозлился:
– Ну, и ладно! Не хотите слушать, не надо. А то нарочно сбивают, рассказать не 
дают.

Я здорово на них разозлился и поэтому рассказал только конец этой 
истории:
– Скучно мне стало. Достал я из портфеля толстую книгу избранных стихов 
английского классика Байрона и начал очень тихо читать про себя. Родители снова 
появились за окном и начали делать мне непонятные знаки. Я встал и подошел: «Ну,
 чего там?» А учитель остолбенел. Что хотели сказать родители, я так и не успел 
узнать – их словно ветром унесло. И поэтому я спросил у учителя: «Можно я пойду 
погуляю? Я Байрона читал!» Знаете, меня за это чуть из школы не исключили, и я 
решил поступить в институт геологический.

У меня – страсть к минералам. Кто, как не я, открыл крупное месторождение глины 
во дворе нашей школы, когда там рыли траншею для 
газопровода?!
Пришел я к директору института. Он говорит: «Пожалуйста, для таких талантливых 
молодых людей у нас двери ой как широко открыты!» И стал я тайком от всех 
учиться в институте (Ленька ехидно захихикал). Но тут прибежал директор школы – 
кто-то доложил – и ну меня уговаривать: вернитесь, мол, пожалуйста, мы вас 
сразу во второй класс запустим. А родители стоят рядом и плачут: «Вернись, 
сыночек, в школу». Я их пожалел