ького банкета и поэтому всем классом просим вас 
разрешить нам остаться здесь до двенадцати часов. Мы обещаем вам вести себя 
тихо. 
Можно?
Глаза всего класса впились в воспитательницу.

Немка растрогана.

– Хорошо, сидите, но чтобы было тихо.

Она уходит. В классе начинаются приготовления. Выдвинут на середину круглый 
стол, уставленный скромными яствами, средства на которые собирались всем 
классом в течение двух недель. Мамочка ставит на стол чайник с кипятком и, 
расставив кружки, развязным голосом 
говорит:
– Прошу к столу.

Ребята чинно рассаживаются за столом. Янкель пробует сказать 
речь:
– Братишки, итак, вышел двадцать пятый номер нашего 
«Зеркала»…
Он хочет продолжать, но не находит слов. Да и без слов все ясно. Он достает из 
парты комплект «Зеркала» и раскладывает его по партам. Двадцать пять номеров 
пестрой лентой раскинулись на черном крашеном дереве, двадцать пять номеров – 
двадцать пять недель усиленного труда, – это лучше всяких слов говорит об 
успехе редакции.

Класс с уважением смотрит на газету, класс разглядывает старые номера, как 
какую-нибудь музейную реликвию. Только Купец не интересуется «Зеркалом»; 
забравшись в угол, он расправляется с колбасой. Он тоже взволнован, но не 
газетой, а шамовкой.

Потом ребята вновь усаживаются за стол, пьют чай, хрустят галетами, едят 
бутерброды с маслом и колбасой.

В классе жарко.

Поставленная на время холодов чугунка топится с утра дровами, наворованными у 
дворника. От чая и от жары все размякли и, лениво развалившись, сидят, не зная, 
о чем говорить.

Третьеклассник Бобер, случайно затесавшийся на банкет, начинает тихо мурлыкать 
«Яблочко»:
		Эх, яблочко на подоконничке,
		В Петрограде появилися покойнички.

Но «Яблочко» – не очень подходящая к случаю песня. Ребятам хочется спеть 
что-нибудь более торжественное, величавое, и вот Янкель затягивает школьный 
гимн:
		Мы из разных школ пришли,
		Чтобы здесь учиться,
		Братья, дружною 
семьей		Будем же труди-и-ться.

Ребята 
подхватывают:
		Бросим прежнее житье,
		Позабудем, что прошло.
		Смело к но-о-вой 
жизни!		Смело к но-о-овой 
жизни!
Один Купец не поет. Он считает, что греться у буржуйки гораздо приятнее. 
Улыбаясь широкой улыбкой, он сидит около пузатой железной печки, помешивая 
кочергой догорающие угли и головешки.

– Мамочка, сходи посмотри, который час, – говорит Янкель.

Но в эту минуту дверь отворяется и входит Эланлюм.

– Пора спать, ребята. Уже половина первого.

Никто не возражает ей. Шкидцы вскакивают. Бесшумно расставляются по местам 
столы, табуретки и стулья, убираются остатки юбилейного ужина, складывается на 
железный поднос посуда. Янкель бережно и любовно укладывает в свою парту 
виновника торжества – комплект «Зеркала» – и вместе с другими на цыпочках идет 
к выходу.

В дверях его останавливает Эланлюм. Кивком головы она показывает на чугунку.

Янкель возвращается. Наспех поковыряв кочергой и видя, что головешек нет, он 
закрывает трубу.

Выходя из класса, он замечает, что на полу у самой стены прижался крохотный 
уголек, случайно выскочивший из чугунки. Надо бы подобрать или затоптать его, 
но возвращаться Янкелю лень.

«Авось ничего не случится. Погаснет скоро», – мысленно решает он и выходит