глаз, наблюдают за ним и смеются.

Как бы в подтверждение его мысли, где-то поблизости прокатилось сатанинское 
злорадное гоготанье, и новый желудь шлепнулся в плечо халдея.

Теперь он понял, что началось сражение, исход которого будет зависеть от 
выдержки и стойкости той или другой стороны.

Лично для него начало не предвещало ничего хорошего.

Белья не было. Косецкий ужаснулся. Ведь он был беспомощен перед своими врагами. 
А между тем желуди все чаще и чаще свистели вокруг него.

Тогда халдей лихорадочно бросился искать белье. Он обшарил соседние кусты, 
стараясь не высовываться из-за зелени, служившей ему прикрытием, но белья не 
было. В отчаянии он выпрямился, но тотчас же снова присел. Добрый десяток 
желудей, как пули из пулемета, посыпались ему в спину.

Косецкому было и больно, и стыдно. Он, воспитатель, принужден сидеть нагишом и 
прятаться от мстительных воспитанников. Он знал, что так просто они его не 
отпустят.

Теперь он желал только одного: разыскать белье. Напрасно шарили глаза вокруг, 
белья не было. И вдруг радостный крик. Косецкий увидел белье, но уже в 
следующее мгновение он разразился 
проклятием:
– Сволочи! 
Негодяи!
Белье, сияя своей белизной, тихо покоилось на высоченном дереве.

«Что 
делать?!»
Ведь если лезть на дерево, то его закидают желудями, а палкой не достать. Чуть 
не плача, но полный решимости, он пополз по стволу. Но едва только выпрямился, 
как снова тело обожгли удары.

Бессознательно, руководимый только чувством самосохранения, Косецкий снова 
присел и услышал торжествующий рев невидимых врагов.

«А-а-а, 
смеются!»
Вопль отчаяния и злобы невольно вырвался из горла, и уже в следующее мгновение 
халдей, с решимостью осужденного на смерть, полез на дерево, осыпаемый желудями.

Кора до боли царапала тело, два раза желуди попадали в лоб и причиняли такую 
боль, что халдей невольно закрывал глаза и приостанавливал путешествие, но 
потом, собравшись с силами, лез дальше.

Наконец он у цели.

Обратно Косецкий не слез, а как-то бессильно сполз, поцарапав при этом грудь и 
руки, но удовлетворенный победой.

Однако с бельем ему еще пришлось помучиться. Рукава нижней рубашки и штанины 
кальсон оказались намоченными и туго завязанными узлом.

На шкидском языке это называлось «сухариками», и Косецкий долго работал и 
руками и зубами, пока удалось развязать намокшие концы.

Наконец он оделся и вышел на берег, ожидая нового обстрела, но на этот раз 
вокруг было тихо.

Вне себя от обиды и злобы халдей помчался на