– Или Летящим станет. По характеру. Нет, вру. У него останется человеческое 
сердце и человеческий взгляд. Его придется заново учить дружбе и доброте. Это 
иногда получается.

Я нагнулся над Лэном. 
Прошептал:
– Младший...

Взгляд Лэна был мутным и беспомощным. Наверное, ему было очень больно.

– Данька, убей меня. Я не хочу становиться... Летящим.

– Глупости, – твердо, как только мог, сказал я. – Дерись, Лэн! Ты 
сможешь!
– Нет, Данька... Вначале был жар, это очень больно, но ничего... А теперь 
внутри холод. Все замерзает... Данька...

– Котенок, что 
делать?
– Верить, – мгновенно ответил Котенок. – Верить и любить его. Даже если Черный 
огонь победит. У нас нет ничего, кроме веры и любви. Но это очень много, когда 
вокруг только ненависть и отчаянье.

Солнечный котенок осторожно подошел к Лэну, прижался к его груди, свернулся 
клубочком и замурлыкал. Поколебавшись секунду, я лег рядом и обнял Лэна со 
спины.

Холод. Холод отовсюду. От камней под нами, от неба, затянутого серой пеленой, 
от дрожащего в ознобе Лэна. Холод и тьма.

У нас нет ничего, кроме любви и веры. Но, может, и это 
немало?
– Лэн, держись, – прошептал я, не ожидая ответа. – Держись и дерись. Мы любим 
тебя. Ты победишь.

Холод и тьма отовсюду. Я всегда буду с ними драться, даже когда вернусь домой. 
Всегда.

Даже сквозь закрытые веки я видел, как мерцает в Лэне Черный огонь. Но и в 
Черном огне есть искры добра, которые не погасишь.

Я не помню, сколько мы так лежали, согревая Лэна своим теплом. Я заснул, как 
это ни странно. А проснулся от того, что Лэн шевельнулся и встал.

Мы с Котенком переглянулись. Потом посмотрели на Лэна. Тот озирался, потом стал 
разглядывать свои руки, словно впервые их видел. Сердце у меня сжалось.

– Как ты, Лэн? – спросил я, с ужасом ожидая ответа.

Лэн вдруг поморщился, под прозрачным щитком очков блеснули слезы.

– Данька, я теперь Летящий? Да? Все, 
да?
– Дурак! – заорал я, мгновенно переходя от страха к радости. – Ты победил! 
Летящий такого вопроса не задал 
бы!
– И уж точно не плакал бы, – добавил Котенок. – Ты и вправду победил, Лэн.

Лэн бессильно опустился на камни рядом с нами. Тихо 
сказал:
– Это вы победили. Вы меня спасли.

– Глупости, ты боролся как герой! – возбужденно сказал я. – Есть 
хочешь?
– Ужасно, – смущенно признался Лэн. Я достал из карманов два свертка из 
блестящей фольги, гордо 
спросил:
– Любишь 
шоколад?
– А что 
это?
– Так я и думал, что гады-торговцы вам его не привозят, – без всякой злобы 
сказал я. – Попробуй, это здорово.

– Торговец расщедрился на прощание, – пояснил Лэну Котенок. – Дал из своих 
запасов.

– Фиг бы он дал, – возразил я. – Это дочка его противная, Реата, заставила.

– Еще бы, – развертывая фольгу, запетушился Лэн. – Я ее от Летящих спас! За 
такое всю жизнь надо быть благодарным...

Он смущенно посмотрел на меня и тихо 
добавил:
– Данька, я даже не знаю, что тебе сказать...

– Ну и не надо говорить, – согласился я, откусывая шоколад. Он был не такой, 
как наш: не плитка, а, скорее, еловая шишка, очень горький и твердый. Но все 
равно вкусный.

– Котенок, а ты будешь? – робко предложил Лэн.

– Котята не едят шоколад да