вы издалека, но ты-то, Лэн, наш, – продолжил Герт. – Я был 
Младшим у твоего прадеда. Тогда все только начиналось, дружок... Ты ведь слышал 
о Солнечном камне.

– Это сказка, – дрогнувшим голосом произнес Лэн. – Я так думал.

– Сказка... Мгла тогда была нестойкой. Временами солнце появлялось, и Солнечные 
камни, что добывали в наших горах, копили его свет.

– За столько-то лет они давно перестали светиться, – слабо возразил Лэн. Я 
понял, что он боится надеяться.

– Если положить камень в темноту – то да. А вот если спрятать его в шкатулку из 
зеркал, чтобы свет возвращался обратно... Что надо 
сделать?
– Положи шкатулку на кровать и открой, – велел Котенок.

И через мгновение я почувствовал на своем лице свет. Теплый, ласковый солнечный 
свет... Котенок замурлыкал.

– Зачем он лижет камень? – удивленно спросил Герт. И Лэн ему 
ответил:
– Он питается Настоящим светом. Ему нужно набраться сил... 
Так?
– Не мешайте, – буркнул Котенок. – Долго он будет 
светиться?
– Минут пять, камень-то маленький, – ответил Герт. – 
Хватит?
– Посмотрим, – окрепшим голосом сказал котенок.

Я лежал и ждал. А Герт тихо говорил, не то мне, не то 
Лэну:
– Мы тогда решили, что если не сможем победить, так хоть перед смертью увидим 
Настоящий свет. Не думай, я умирать не собираюсь. Я не суеверный...

Потом Котенок, ступая лапками мне по лицу, склонился над моими глазами. 
Пренебрежительно 
произнес:
– Какая дикость... Мазь из наркотиков и трав. Лежи тихо, Данька, будет больно.

И его язычок, маленький и шершавый, принялся вылизывать мне глаза. Это длилось 
долго, но было совсем не больно, только чуть-чуть щипало. А Лэн с Гертом 
молчали, как зачарованные.

– Вот, – сказал наконец Котенок. – Вроде кончил. Не знаю, что получилось, я не 
доктор. Но видеть сможешь.

– Так я не вижу! – крикнул я так громко, что Котенок подпрыгнул на мне и заорал 
в 
ответ:
– Веки подыми, глупый 
мальчишка!
И я открыл глаза.

Котенок смотрел на меня, и я понял, какие добрые у него глаза, добрые и 
виноватые. Мех у Котенка светился ярко, как раньше. Мордочка была перепачкана 
целебной мазью и еще чем-то.

Потом я посмотрел на Герта. Он и вправду был старым, лет шестьдесят или 
семьдесят. Я здесь еще таких стариков не видел. Седой, морщинистый, в старой 
застиранной рубашке, но с галстуком, как у Старших Крылатых. Герт выглядел 
порядком смущенным.

А Лэн смотрел на меня и тихо плакал. По инерции. Я знал, что он сейчас 
улыбнется и скажет: «Старший, все в 
порядке!»
– Старший, все в 
порядке!
Я кивнул и 
сказал:
– Уже понял. Все как раньше, 
да?
– Да. – Лэн неуверенно пожал плечами, и опять я угадал его слова: – Только... у 
тебя глаза немного светятся.

– Жуть какая, – прошептал я, вздрогнув. – Котенок, 
правда?
– Глупые вы все, – умываясь, сказал Котенок. – Посмотри на хорошую картину – и 
увидишь, что глаза у людей могут светиться. Посмотри на того, кто тебя любит. 
Посмотри на ребенка или на старика. Это свет, который в тебе. У кого-то он