ли  ее
на путь избавления: сейчас ее импровизированные санки  наберут  скорость,  и
нужно  только  представить  себе  спасительное  ничто,  через  которое   они
промчатся, чтобы в следующий миг очутиться уже на корабле.
   Она резко опустила голову,  чтобы  сосредоточиться,  и  этого  небольшого
движения хватило, чтобы кресло потеряло устойчивость, наклонилось... Если бы
скорость была поболее, она просто размозжила бы себе голову. Но сейчас перед
глазами вспыхнул сноп бенгальских огней, и она потеряла сознание.
   Временами она на  несколько  мгновений  приходила  в  себя,  и  тогда  ей
чудились то светящиеся в темноте стрельчатые ворота,  то  золотые  статуи  с
солнечным  диском  вместо  головы,  между  которыми  она  проплывала,   чуть
покачиваясь, словно летучий змей пес ее в ночных  беззвездных  небесах.  Она
собралась с силами и крикнула: "Дружина моя, ко мне! Я в  подземелье!"  -  а
может быть, это был только шепот; но ее услыхали, и статуи ожили  и  тонкими
шестами, на которые они опирались, разом ударили по спинке кресла,  так  что
оно закружилось волчком,  и  она,  теряя  снова  сознание  от  этой  бешеной
круговерти, поняла, что действительно плывет, только  непонятно  -  куда,  а
скорее всего  -  кружится  на  месте,  неотвратимо  погружаясь  в  подземный
водоворот.
   Она окончательно пришла в себя оттого, что всякое движение  прекратилось.
Было по-прежнему темно и очень сыро; мокрые локти и брызги на лице  говорили
о том, что плаванье ей не почудилось. Она вслушалась в темноту: где-то внизу
без плеска, но с глухим рокотом, как это бывает при стремительном течении по
очень гладкому руслу, шумела вода; ровность этого гула позволяла  надеяться,
что она не прибывает. Вряд  ли  ее  ложе  случайно  наткнулось  на  какую-то
преграду или отмель - оно  стояло  недвижно,  как  вкопанное,  и  достаточно
высоко над водой, чтобы это было случайностью.
   Попытка пошевелить руками - а вдруг влажные путы  ослабли?  -  успеха  не
имела. Неужели это и есть конец ее пути? Нет. Слишком нелепо. Все нелепо - а
особенно сочетание воды и того, что было названо  Берестяным  колодцем.  Она
мучительно всматривалась в темноту... Нет. То, обо что  ударялась  вода,  не
могло быть мягкой древесной корой. Это  камень.  Что-то  было  не  так.  Она
прищурилась  и  вдруг  поняла,  что  темнота  перестала  быть  непроглядной.
Какие-то едва мерцающие волны плыли перед  глазами,  а  горло  щекотал  едва
уловимый дух драгоценной благовонной смолы.  Она  подняла  глаза  и  увидела
тусклый светящийся  комочек,  более  всего  похожий  на  большой  одуванчик,
тлеющий медным, с какой-то прозеленью светом. Он кружился прямо  над  нею  в
бездонной вышине не то  колодца,  не  то  башни;  догадаться  об  этом  было
нетрудно по слабым отблескам  стен.  Затем  появилась  еще  одна  светящаяся
точка, и в  их  мертвенном  кружении  мона  Сэниа  прочла  наконец  разгадку
уготованной ей участи: это была горящая пакля. Не успевшая намокнуть  одежда
будет очень медленно тлеть на ней - так недалеко от воды!
   - Ко мне! На помощь! Я в Берестяном колодце! - кричала она, уже  понимая,
что слышать ее некому, - поднятые ее первым призывом,  джасперяне  наверняка
уже переворачивают весь дворец, отыскивая вход в подземелье.  Но  никому  из
них не придет в голову пуститься вплавь по погруженным во тьму каналам...
   А излучающие золотое сияние шары приближались; их было уже около десятка,
и каждый раз, когда они касались стен колодца, те занимались ответным  огнем
- но зловещий поджигатель удалялся, и отблеск разгорающегося пожара  тут  же
затухал.  Постепенно  к  рокоту  воды  прибавилось   нарастающее   жужжание;
светящиеся шары, снизившись настолько, что до них можно было  бы  дотянуться
рукой - если бы не проклятые веревки! - зависли над  связанной  женщиной,  и
она  с  некоторым  облегчением  разглядела  наконец,  что  это  -  громадные
светляки, не иначе как спасающиеся  от  разгорающегося  снаружи  пожара.  Их
мерцание сливалось, образуя светящееся облачко, позволяющее рассмотреть  эту
необычную темницу.
   Башня,  естественным  образом  переходящая  в  подземный  колодец,   была
непредставимо высока; абсолютно гладкие стены, без единой щелки, возможно, и
сужались сверху, но здесь, у основания, между ними было  шагов  семь-восемь.
Вот и все. Внизу - невидимая, но ощутимая по влажному дуновению вода.
   Оставалось совершенно необъяснимым, почему этот  мерцающий  трубообразный
склеп был назван берестяным. Если только не допустить... А ведь  это  скорее
всего. Просто это другой колодец.
   Не берестяной. Золотой.
   Теперь она могла сколько угодно кричать,  звать  на  помощь  -  все  было
бесполезно. Даже если бы она разорвала свои путы, ни перенестись отсюда хотя
бы на один шаг, ни послать  прощальное  слово  она  уже  не  могла.  Золото,
которое спасло их  в  подземельях  Джаспера,  теперь  надежно  укрыло  ее  в
мерцающей могиле. Круговерть воды, занесшая ее совсем не в то место, которое
ей предназначалось, сделало свое дело, а пожар, горький запах  которого  уже
затруднял дыхание, не позволил ее тюремщикам исправить эту ошибку.
   Теперь она была отрезана от всего мира -  мира  этой  окаянной  Тихри,  в
котором круглой сиротой