соком сизого забвенника, и он уснул.
   - Ты всегда был прилежным учеником. Молодец. Двое, я вижу, уже на пути  в
полуночный край?
   - Да, сибилло, и о нетленнике я не забыл.
   Мона Сэниа,  следуя  их  взглядам,  обернулась  к  стене  и  увидела  два
неестественно выпрямленных тела с пучками  травы,  торчащими  изо  рта.  Фея
порхнула к телам и ревниво загородила их, трепеща крылышками.
   - Спасибо, спасибо, - пробормотал сибилло. -  Добрая  ты  и  славная,  да
сопутствует тебе ветер, дующий от солнца.
   Фея блаженно улыбнулась  и  упорхнула,  прошмыгнув  у  шамана  над  самым
плечом.
   - Побирушка... - пробормотал трупонос. - И  куда  только  они  за  добрым
словом не забираются!
   - Не осуждай, - строго сказал сибилло. - Кончил тут? А то пойдем.
   Великан по-хозяйски огляделся: четверо еще живых были укрыты и обихожены,
вдоль стены стояли на полу миски с едой и кувшины; один даже дымился.
   - Да пребудут с вами анделисы милосердные, - проговорил  он  с  поклоном,
обращаясь к своим подопечным. - Ступай, сибилло, а я  вот  дверь  подопру  и
выберусь.
   Мона Сэниа повернулась к дверному  проему.  Действительно,  к  стене  был
прислонен такого же размера, как и дыра, плетеный щит,  и  наклонное  бревно
вело к верхнему краю сруба. Они с сибилло вышли  наружу,  и  поджидавший  их
Сорк ни о чем не спросил - по  выражению  лица  принцессы  было  видно,  что
надежды ее рухнули. За опустившейся  кожаной  занавесью  послышалась  возня,
скрипы: трупонос перекрывал последний путь, ведущий к миру из этого  царства
душистого ожидания смерти. Наконец и он сам показался наверху, свесил  ноги,
знаком велел посторониться. Спрыгнул - точно глыба камня ухнула с высоты.
   - В городе начинается пожар, - коротко доложил Сорк.
   Действительно, с самой высокой башни дворца - совсем рядом с  оставленным
для наблюдения Флейжем - подымался в вечернее небо кольчатый ствол дыма.
   - Флейж, это опасно? - крикнула принцесса.
   - Похоже на сигнальный огонь, - голос возник, словно принесенный ветром.
   -  Однако!  -  В  голосе  сибилло  послышались  отзвуки  в  который   раз
затронутого самолюбия. - Успокой своего стража и упреди его: это Невозможный
Огонь, после зажжения коего никто не волен передвигаться.
   - А если передвинется? - спросил Сорк.
   - Ежели возымеет такую смелость, то его будут поджидать хамеевы  каштаны.
Стражники уже у своих щелей, рогатки наготове.
   - И фляги с вином,  настоянном  на  бессоннике,  -  подхватил  обладатель
соломенных одежд. - Так что не утруждай моей спины -  ведь  это  мне  наутро
тащить  твоего  человека  в  анделахаллу.  Если,   конечно,   гуки-куки   не
полакомятся.
   Джасперяне промолчали, не  сочтя  нужным  объяснять  ему,  что  не  стоит
беспокоиться  о  их  безопасности.  Легкие  полускафандры,   которые   здесь
принимали за глухие камзолы, выдерживали десинторный разряд, так  что,  если
даже этот "хамеев каштан"  был  не  просто  ядовитой  колючкой,  а  какой-то
пакостью разрывного действия, опасаться можно было только за Таиру. Впрочем,
ее-то верные воины оберегут как надо.
   Великан пошаркал ногой, сбивая в кучу лежащее вдоль стены сено:
   -  Присаживайтесь,  инодорожные  гости,  я  смою  с  себя  печаль,  и  мы
предадимся беседе; может быть, и  ты,  отмеченная  прельстительной  грустью,
почерпнешь из нее капли истины, освежающие путь к искомому.
   Мона Сэниа, помаргивая от  удивления,  машинально  опустилась  на  мягкую
подстилку - спокойный тон и изысканная речь, неожиданная для такого  низшего
существа, как трупонос, вернули ей совсем было утраченную надежду.
   - Я забыла его имя, - прошептала она сибилло, поглядывая на темный силуэт
великана, удалявшегося к невысокой каменной гряде.  -  И  потом,  разве  ему
самому разрешается передвигаться?
   -  Его  имя  сейчас   Лроногирэхихауд-по-Рахихорд-над-Хумусгигрейтос,   а
остальную часть своего имени он утратил,  когда  был  раздвоен  его  брат  и
заточен отец. Сибилло всегда называло его просто Лронг, вот  и  ты  так  его
зови. Он кроток, хотя и сохранил звание рыцаря, и не обидится.
   - Тогда я буду обращаться к нему: рыцарь...
   - Травяного Плаща. Но, знаешь, его плащ пованивает, так что не стоит  ему
об этом лишний раз напоминать. Хотя, к чести его сказать, меняет  одежды  он
после каждого шага за порог анделахаллы - не иначе как дюжина девок  на  его
телегах трудится. А что касаемо запретов, то город со  стражниками  все-таки
за стеной, а против хамеева яда он каждый раз травку-хамехвостку жует.
   - А ты? - спросила принцесса, невольно прислушиваясь к доносящемуся из-за
гряды плеску и пофыркиванию, словно купали коня.
   - Сибилло заговоренное.
   - Как ты думаешь, он может что-нибудь знать о моем сыне?
   - Что думать - спросим.
   Плеск прекратился, и вскоре послышались гулкие шаги. Мона Сэниа  невольно
опустила ресницы, вспомнив давешнюю встречу, но босые ноги прошлепали мимо и
остановились. Она приоткрыла глаза,  опасливо  косясь  -  Лронг,  в  длинных
к