| |
краснея и злясь на
себя, о разговоре с Горькой.
Иринка досадливо молчала.
- Теперь он, наверно, думает, что я... ну, будто думаю, что это
он., ,- пробормотал Журка.
- Потому что ты и на самом деле так думаешь,-тихо сказала Ирин-
ка.
Журка отчаянно замотал головой, будто отгонял мошкару. Потом
проговорил с жалобным отчаянием:
- Я наверно не думаю... Но тогда кто?
- Вообще-то он мог, по-моему,- задумчиво сказала Иринка. Спо-
койно так. В этом спокойствии было что-то обидное. Журка опять рас-
сердился - и на Иринку и на себя:
- Почему ты так решила?
- Это ты решил... Ты, наверно, вспомнил ту историю с бутыл-
кой...
- И не думал даже!- воскликнул Журка, и это была правда.
- Вообще у Горьки характер такой...- все так же задумчиво про-
должала Иринка.
- Какой?
- Ну... изворотливый. То лишний компот в столовой прихватит, то
чужую макулатуру на субботнике... Да ты не думай, я к нему все равно
хорошо отношусь. Мне его почему-то жалко...
"Мне иногда тоже",- вдруг понял Журка. А Иринка уверенно прого-
ворила:
- Но у тебя он ничего взять не мог.
- Почему?- пробормотал Журка. Не ради спора, а машинально.
- Ты для него лучший друг,- рассудительно произнесла она.- Тебя
он никогда не обманет.
В этих словах Журка почуял укор и сказал тихо, но отчаянно:
- Лучше бы этой книги никогда не было...
Они отдали Игорю Дмитриевичу "Олаудаха"- чтобы почитал и поду-
мал насчет рисунков - и хмуро сели делать уроки. Уроков задали целую
кучу.
Примеры у Журки не решались, английский рассказ не переводился,
и он сердито скатывал задания у Иринки. Она вздыхала и не спорила. А
Журка машинально водил ручкой в тетради и думал все о том же: о
книжке и о Горьке. Главным образом о Горьке. О том, что теперь между
ними будет тягостная неясность.
С этими грустными мыслями Журка вернул ся домой. Папа смотрел
хоккейный матч. Не отрываясь от экрана, сказал:
- Гуляешь все. Я тут совсем задубел в одиночестве. Зеркало вон
привез, а помочь разгрузить некогда...
Журка мельком глянул на высокое новое зеркало, стоявшее между
дверью и платяным шкафом. Потом подошел к отцу, нагнулся, положил
подбородок на его плечо. Виновато объяснил:
- Знаешь, сколько назадавали. Мы с Иринкой три часа сидели.
Вдвоем-то легче...
- Ну-ну...- вздохнул отец и, нагнувшись, придвинулся к экрану.
Там суетливо бегали маленькие фигурки с клюшками.
- Дружок твой приходил, книжки какие-то принес...
Журка вздрогнул, кинулся в свою комнату. Три книги лежали на
столе. "Волшебник Изумрудного города", "Сын полка" и "Всадник без
головы". "Всадника" Горька ни за что не сумел бы прочитать со вче-
рашнего вечера. Значит, принес - будто сказал: "Вот все, что у меня
было. Забирай, и ничего мне от тебя не надо..."
Ох, и тошно стало Журке. Лучше всего было бы немедленно побе-
жать к Горьке, вызвать на крыльцо и сказать:
"Не хотел я тебя обижать, просто получилось так по-дурацки! Ну,
прости, Горька. Я ни секундочки не думал, что это ты!"
Но... если не он, тогда кто?
Когда человеку плохо, он порой забывает, что кому-то может быть
еще хуже.
Хуже было Горьке. Он сразу понял, что его непрочной дружбе с
Журкой пришел конец. Потому что какой бы он, Горька, ни был, а своя
гордость у него есть. Не будет он ни оправдываться перед Журкой, ни
объяснять, ни доказывать. И подходить к нему не будет. И разговари-
вать с ним... Хотя разговаривать можно, если по делу. Но больше ни-
когда-никогда он не придет вечером к Журке.
Нет, он не сердился и даже не обижался на Журку. Не мог. Журка
- это все равно Журка. И было только очень тоскливо, что дружить с
ним больше нельзя. Журка-то, конечно, ничего больше не скажет, будет
делать вид, что все как раньше. Но разве станешь набиваться в
друзья, когда тебя считают вором!
С застывшими внутри слезами Горька собрал Журкины книги и понес
ему, чтобы тихо, но твердо сказать:
"Вот все, что у меня было. Прощай, будь здоров " .
Но Журки дома не оказалось, и Горька с тем же застывшим в горле
комком спустился во двор и вышел на улицу. Было пасмурно и слякотно.
Горька шел мимо сырых заборов и думал о несправедливости: какой-
|
|
