йчас не видно, а весной знаешь как...
    Журку смущал  такой  разговор.  Но  он  чувствовал,  что  Иринка
говорит не всерьез. Видно, она просто решила показать: вот,  мол,  я
какая, не жалей потом, что подружился...
    Журка хотел сердито сказать, что терпеть не может дамских  бесед
о красоте. Разве в ней дело? Но в это время троллейбус  остановился,
двери зашипели, и водитель опять недовольно закричал:
    - Дрынка!
    - Почему он всех какой-то "дрынкой" пугает? Что за  "дрынка"?  -
спросил Журка.
    Иринка широко открыла глаза. Потом охнула и начала смеяться:
    - Это он говорит "до рынка". Рядом с рынком троллейбусный  парк,
вот он туда и едет, потоку что работу кончил. А вообще  этот  шестой
маршрут ходит на "Сельмаш"...  Нам-то все равно по  пути,  а  другие
сердятся.  Ждут,  ждут,  а он... Он: "Дрынка"!.. Ой, ты не обижайся,
что я смеюсь.
    - Я  не  обижаюсь,-  проворчал  Журка.- Просто глупо.  Сказал бы
по-русски: "Еду в парк, товарищи".
    - Тогда непонятно, в  какой  парк.  Может,  в  парк  культуры  и
отдыха, туда, где мы вчера были. Там у него конечная остановка... Ты
обратно на этой "шестерке" до самого дома доедешь.
     "Шестерка"  снова тряхнулась и поехала.
    - Ой, а о чем мы недавно говорили? - спохватилась Иринка.
    - О твоих конопушках,- безжалостно сказал Журю.
    - Да...- сразу опечалилась она.- И о зубах... Я даже  удивляюсь,
с чего ты решил со одной познакомиться.
    Журка усмехнулся:
    - Значит, если знакомишься, надо человеку в зубы  смотреть,  как
лошади? И конопушки считать?.. Ты сказала "пошли", я и пошел с тобой.
    - Между прочим, это ты сказал "пошли".
    - Между прочим, ты. Я и не мог, я как раз тогда губу  облизывал,
видишь, на ней трещинка.
    - Ну... ладно. Зато ты стал резинкой угощать.
    - А ты не отказывалась.
    Иринка опять засмеялась:
    - Неудобно отказываться. Жевала и страдала.
    - Подумаешь, страдала. Вот я сегодня страдал...
    - Когда?
    - Над молочным супом. Я его больше всего  на  свете  не  терплю.
Первый раз в жизни до конца  съел.  Да  еще  с  пе-енками...-  Журка
передернулся.
    - Ой, а почему же ты не сказал?
    - В гостях-то!
    - Я маме скажу, чтобы никогда больше...
    - Не вздумай!.. А то каждый день буду резинками кормить.
    Иринка жалобно попросила:
    - Только не такими твердыми. А то потом потихоньку я  целый  час
плевалась, когда ты меня по парку таскал.
    - Я таскал?  Я там и дорог-то никаких не знал!  Ты сама: "Пойдем
еще куда-нибудь", я и пошел...
    - Ага? Сам же все спрашивал: "Вон за теми деревьями что?  В  том
домике что? А лодочная станция где?"
    - А ты сама: "Хочешь, летний трамплин покажу? Хочешь на  детскую
железную дорогу?"
    - А ты не отказывался...
    - А ты...- Журка хлопнул губами, моргнул и заулыбался.-  Сдаюсь.
Ты меня переговорила. Скоро приедем?
    - Уже. Остановка.
    Они выскочили из троллейбуса на горячее солнце. Иринка  сказала,
продолжая разговор:
    - Все-таки здорово мы познакомились.  Раз  -  и  готово!  Я  так
быстро ни с кем не знакомилась. А ты?
    - Я?..- Журка сбил шаг, потом чуть опередил  Иринку,  ступил  на
узкий поребрик тротуара, пошел балансируя. И, не  оглянувшись,  тихо
сказал: - Я один раз... Еще быстрее.


    Тогда  он  так  же  шел  по  гранитному  поребрику  у  школьного
забора... Это было первого сентября, три  года  назад.  Журка  очень
рано пришел к школе, знакомых ребят не увидел и  стал  развлекаться,
изображая канатоходца.
    Потом он заметил, как  на  узкий  гранитный  барьерчик  шагах  в
пятнадцати от него встал незнакомый мальчик. И пошел навстречу.
    Они сошлись. Теперь  все  зависело  от  характера  и  настроения
каждого. Разные ведь бывают люди. Кто-нибудь мог сказать:  "Не  твоя
дорога" - и пойти напролом.  Или  честно  вытянуть  руку:  кто  кого
столкнет-как на спбртивном бревне. Или  просто  шагнуть  в  сторону,
обойти встречного и снова встать на  поребрик  -  будто  и  не  было
ничего.
    Маль