у него. 
	 - Шансов никаких. Год-полтора - максимум. - Я тогда не знал, что с мелономой 
человек может жить и два года, и десять, и пятнадцать. Здесь очень многое 
зависит от самого человека. О том, что даже тяжелейшую онкологию можно 
преодолеть и выле- читься, я не предполагал. И не знал тогда самого главного, 
что онкология - это болезнь души, а не тела, и лечить надо было душу. 
	 Мне очень помог такой диагноз. Если бы брат сказал, что есть шансы выжить, я 
бы цеплялся за тело изо всех сил, но я очень быстро отключился от всего земного,
 мне хватило трех дней. 
	Самое мучительное в этом, что тебя как теленка ведут на бойню и ты ничего не 
можешь сделать. Это что касается тела. А что касается души, здесь сделать можно 
очень много. Я перебрал все варианты и остановился на одном. Нужно выключить 
все эмоции, связанные с земным, и отпущенное мне время использовать для 
просветления и очищения души. "В конце концов, - рассуждал я, - меня бы сразу 
могла раздавить машина, а здесь я твердо знаю, что год еще протяну". 
	 Интересно изменилось состояние. Все эмоции вернулись назад, но это были 
эмоции радости. Сожаление, зависть, страх стали быстро таять. Перед моим 
отъездом мы зашли в пивную, уставили стол кружками с пивом и положили несколько 
лещей. Когда выпили, брат стал сокрушаться, что ему не везет, много 
неприятностей в последнее время. Нас было трое. 
	 - Разве это неприятности, - не согласился его друг. - Вот мне действительно 
не везет. Чуть работу не потерял, в вытрезвитель угодил. 
	 И они начали спорить. Я их остановил. 
	 - Ребята, вот мне по-настоящему не везет, у меня рак, мне умирать скоро. 
	 Они согласно закивали головами. 
	 - Да, тебе больше не везет. 
	 Приехав в Петербург, отвез гистологические срезы на стеклах и медицинское 
заключение в Институт онкологии на Песочной. Я решил не лечиться, чувствовал, 
что это бесполезно. Мне хоте- лось, чтобы там установили диагноз и сказали, 
сколько мне осталось жить, ведь надо было успеть привести в порядок дела. 
	Постепенно, слой за слоем, снимал все, что связывало меня с Землей. Помню, 
перед операцией я с женой и детьми сидел за столом в поселке, где мы отдыхали. 
Стол стоял во дворе, и от солнца его закрывали листья виноградных лоз. Жена 
стала разли- вать борщ по тарелкам, а дочь и шестилетний сын раскладывали ложки.
 Вдруг сын нырнул под стол и стал там что-то искать. 
	Потом я почувствовал, что он пальцем трогает черное пятно на моей ноге. Он 
вылез и сказал: "Папа, мне тебя так жалко!" Все эти воспоминания причиняли 
сильную душевную боль, но, по мере того как мои интересы устремлялись все выше, 
слои земного потихонечку отходили, и появлялось чувство спокойного сияния в 
душе. Для меня неразрешимым оставался только один вопрос, почему мне позволено 
было прикоснуться к информации, которая может помочь многим людям. Почему я 
должен умереть тогда, когда эти знания начал приводить в систему? Если бы успел 
написать книгу и потом умер, это было бы понятно, но почему я должен умереть, 
когда книга еще не закончена? Было только два вариан- та: либо я настолько 
несовершенен, что мне нельзя было давать информацию людям, либо, наоборот, меня 
очищают, чтобы книга была лучше. Я слишком зацепился за Землю, и меня от нее 
так отрывают. Но я ведь всю жизнь работал над накоплением и обработкой 
информации и чувствовал, что она нужна людям. 
	Умирать в это время било бы слишком нелепо. Однако с таким диагнозом книга 
вряд ли бы получилась. Думая обо всем этом, я невольно пожимал плечами. 
Единственное, что может удовлетворить все варианты, это чудо. Должны были 
измениться результаты анализов на стеклах, которые я привез. Мне было интересно,
 какой сценарий выбрали наверху. Через несколько дней я сидел в институте перед 
врачом. 
	 Миловидная черноволосая женщина долго перебирает истории бо- лезней и, 
наконец, достает мою. 
	 - Мы провели тщательное гистологическое исследование. Первич- ный диагноз не 
подтвердился. Сижу в недоумении. 
	 - В Сочи эти стекла смотрел консилиум из восьми врачей. Вы хотите сказать, 
что они ошиблись? 
	 - Вы недовольны? - спрашивает она. 
	 Нет, я был вполне доволен. А потом долго думал: "Кто же ошибся?" - и решил, 
что не ошибся никто. Похоже, что духовное состояние человека связано даже с 
гистологическими исследова- ниями. 
	 Вспомнил русскую народную сказку, где герой говорил родителям: "Если на моей 
рубашке выступит кровь, значит, я погиб". В сказке выражалось то, что было 
реальным, но не могло быть объяснено обычной логикой. Похоже, что одна из 
сказок приклю- чилась со мной. 
	 Я вышел из здания института и зеленой аллеей пошел к плат- форме. Полчаса 
испытывал ни с чем не сравнимую радость. Но вскоре она сменилась тоской и 
огромной тяжестью. 
	 Три дня я ходил как раздавленный и думал о том, что надо достраивать баню и 
решать какие-то неотложные дела. 
	 Моя душа уже отошла от земного и наполнилась легкостью и счастьем, обратное 
же погружение в земное происходило мучи- тельно. Опыт подготовки к смерти очень 
много дал для моего духовного развития. Я понял, что ощущение того, что скоро 
придется расстаться с земной жизнью, человек должен испытывать постоянно. Тогда 
и любовь ко всему земному не будет прибивать к Земле. 
	 За последние два месяца смотрел четырех раковых больных, причина одна: 
гордыня и ревность. Но в зависимости от психичес- кой конструкции каждый болеет 
по-своему. Первых двух смотрел в Нью-Йорке. У первого был рак поджелудочной 
железы, кожа и белки глаз были желтыми. Он уже принимал наркотики, ему трудно 
было слушать меня. Объяснял, что его ревность, осуждение, обиды, плюс огромная 
гордыня, которая все это усиливала, превратились в программу самоуничтожения. 
От того, насколько он пересмотрит всю свою жизнь, зависит не только его судьба, 
но и судьба сына. 
	После сеанса ко мне подошел его сын. 
	 - Через