знало низшее, но низшее не знало высшего, следовательно, неведение низшего — не 
доказательство несуществования высшего. Ограничения, связывающие низшее 
сознание, не могут служить аргументом против существования высшего, познать 
которое оно не может именно благодаря этим ограничениям. Таковы некоторые из 
результатов, добытых западной наукой при ее исследовании транса. 
   Теперь мы перейдем к другого рода исследованиям. Люди материалистического 
миропонимания, старательно изучая механизм мозга, пришли к некоторым 
заключениям относительно качества мозга, в котором проявляются сверхнормальные 
результаты сознания, независимо от всякого транса. Эта школа мыслителей имеет 
своим представителем талантливого итальянского ученого Ломброзо, который 
провозгласил что мозг гениального человека болен и ненормален. “Гений соединен 
с безумием”; там, где вы видите мозг с ненормальными проявлениями, вы на пути к 
болезни и конец ее — безумие. Подобные идеи существовали и до Ломброзо, и мы 
все знаем слова Шекспира: Great w-ts to madness near all-ed (Великий ум тесно 
соединен с безумием). 
   Само по себе это утверждение не принесло бы большого вреда, если бы оно не 
достигло тех размеров, до которых его довела школа Ломброзо. Но в руках этой 
школы оно сделалось страшным орудием против всякого религиозного опыта. Учение 
этой школы, основывая свои заключения на физиологических фактах, говорит, что 
мозг становится ненормальным, если он способен отвечать на такие возбуждения, 
на которые нормальный мозг не реагирует. Вслед за распространением этой идеи, 
школа Ломброзо сделала и еще шаг вперед, провозглашая, что в этом и кроется 
объяснение всякого религиозного переживания. Человек, имеющий видения — это 
человек с больным мозгом, он невропат, он болен, хотя бы это был мудрец или 
святой. 
   Религиозные люди пораженные таким утверждением, не знали, что и возразить на 
него. Ошеломленные тем, что им казалось кощунством, что определяло весь их 
религиозный опыт как невропатию, а святых, как жертв расстроенной нервной 
системы, страдающих от непонятной нервной болезни, — они не знали, что и 
сказать. Эта мысль, казалось, вырвала с корнем все надежды человечества, 
сносила все свидетельства о реальности невидимых миров одним ударом. 
   Есть один ответ на это смелое утверждение, и я упомяну о нем в самых общих 
чертах прежде, чем объясню условия, при которых он может быть дан. 
   Предположим, что все это совершенно верно; что величайшие гении человечества 
в области религии, литературы и искусства были нервно больные, с больным мозг 
ом. Что же из этого? Когда мы судим о пользе, приносимой человеком на земле, мы 
судим не по состоянию его мозга, а по его влиянию на сердце, умы и действия 
других людей. Если бы каждый гений был двойником сумасшедшего, если бы каждый 
святой был человеком с больным мозгом, если бы каждое видение божественного 
порядка, видения мистиков и святых происходили от соприкосновения больного 
мозга с чем-то неизвестным, — что же из этого? 
   Лишь ценность всего, что эти люди дали нам, вот истинная мера, которою мы 
можем мерить их. 
   Если вся жизнь человека совершенно меняется, когда он вступает в общение с 
святым, разве эта перемена станет для нас ясней, если мы скажем, что мозг 
святого ненормален? Если так, то болезнь святого лучше, чем здоровье среднего 
человека; переутомленный мозг гения в тысячу раз драгоценнее для человечества, 
чем нормальны мозг заурядного человека. Я спрашиваю, что эти люди дали нам, и 
убеждаюсь, что каждая высочайшая истина, которая двигает человечество вперед, 
которая утешает нас в печали, поднимает нас выше страха смерти и дает нам 
сознание бессмертия, — исходит от таких нервно больных. Какое мне дело до 
ярлыка, которым определяется качество их мозга в вашей физиологии? Я поклоняюсь 
тем, кто дал человечеству вдохновение, которым жива его душа. Вот мой первый 
ответ. Второй возникает сам собою из рассмотрения утверждений школы Ломброзо. Я 
готова допустить, что поскольку дело идет о чисто физиологических условиях, 
Ломброзо до некоторой степени прав; это и вполне естественно. Нормальный мозг 
человека есть результат эволюции прошлого и он приспособлен к тому, чтобы иметь 
дело с обыденными веща ми мира сего, с куплей и продажей, с обманом и 
плутовством, с эксплуатацией неимущего, с унижением слабого. Нормальный мозг 
человека должен иметь дело с жизненной свалкой, с грубостью и борьбой. Высшее 
сознание не может проявляться через мозг, вскормленный нечистой пищей, 
подчиненный страстям, служащий эгоизму и жестокости. Возможно ли ожидать от 
этого мозга какой-нибудь чуткости к духовным импульсам высшего сознания, или к 
тонким вибрациям высших миров? Он есть продукт прошлой эволюции и принадлежит 
прошлому. 
   Но что же сказать о мозге другого типа, способном отзываться на более тонкие 
вибрации? Это тот мозг, который сосредоточивает в себе все надежды будущего. Он 
говорит нам об эволюции грядущего, а не о прошедшем. Те, кто идут впереди 
человеческой эволюции, обладают более чуткой и развитой природой и благодаря 
этому, грубые вибрации низшего мира расстраивают их легче, чем людей, 
приспособившихся к ним. Сам тот факт, что мозг уже в состоянии воспринять более 
тонкие вибрации, делает его менее способным переносить грубые вибрации низшего 
мира. 
   Теперь нам следует рассмотреть два рода совершенно различных условий. 
Во-первых, высоко развитой мозг с нормальной чуткостью, способный воспринимать 
тонкие вибрации и находящийся в состоянии неустойчивого равновесия; это мозг 
гения духовного, артистического, литературного. Во-вторых, нормальный мозг, 
ставший под давлением глубоких волнений ненормально чутким и напряженным и 
более или менее бездействующим, это — мозг обыкновенного религиозного мистика и 
ясновидца.