ак воспоминания о прошлой жизни,
 так как доктор Стивенсон предоставил нам необходимые доказательства. Он считал 
поведение столь важным свидетельством, что в каждом случае специально разбирал 
то, насколько поведение ребенка соответствует образу того человека, которым тот 
помнит себя в предыдущей жизни. В его лучших, самых завершенных случаях 
корреляция была бесспорной.
      Но не всегда поведение соответствует воспоминаниям. У вашего ребенка 
может быть воспоминание, манифестируемое лишь одним ярким замечанием (как в 
случае с Лорен). Или у вас может быть ребенок, напоминающий Кортни, который 
часто вспоминает фрагменты прошлой жизни, но не проявляет характерных черт в 
своем поведении. У обеих девочек были настоящие воспоминания о прошлых жизнях, 
несмотря на отсутствие четвертого признака.
      Случай Карла, описанный в книге Харрисонов, представляет собой ярко 
выраженный пример того, как характер, внешность объясняется историей прошлой 
жизни. Его родители, определив три вышеперечисленных признака воспоминаний, 
пришли к выводу, что Карл в прошлой жизни был нацистским пилотом, который 
разбился, когда его самолет врезался в здание. Затем они осознали, что его 
странное поведение проистекает из его военного прошлого. У него была 
«нетерпимость по отношению ко всему незавершенному, не согласующаяся с его 
возрастом» [4]. Он был исключительно точен во всем, что делал, чистоплотен и 
требователен к одежде. Представьте себе маленького мальчика, требующего, чтобы 
его воротничок был всегда отглажен! Его внешность также необычайно 
соответствовала его «немецкому» прошлому. Оба его брата были коренасты и смуглы.
 Карл же был светлокожим блондином, как настоящий ариец, и отличался хрупким 
сложением [5].
      Томми-моряк
      Четырехлетний Томми Хибберт из Калифорнии являет собой пример ребенка, 
обладающего необычными способностями и поведением, но не имеющего вербальных 
воспоминаний. Он обладал познаниями в авиации, совершенно не свойственными его 
возрасту. Когда же его мать, Бернис, спросила, откуда Томми так много знает о 
самолетах и воздухоплавании, тот сразу же рассказал о двух предыдущих жизнях, 
которые в точности соответствовали его ошеломляющим способностям.
      Когда моему старшему сыну Томми было четыре года (сейчас ему двадцать 
шесть), он выказывал необычайный интерес к винтовым самолетам. Реактивные 
самолеты были ему совершенно безразличны. Он ходил в подготовительную школу, и 
однажды детей повезли на экскурсию к маленькому аэродрому, где стояло множество 
винтовых самолетов. Один из пилотов с удовольствием позволил Томми взобраться в 
кабину его самолета, чтобы рассмотреть все там. Итак, Томми влез в кабину, 
осмотрел приборный щиток, нажал на кнопки, затем надавил на педали – одним 
словом, доказал пилоту, что прекрасно знает, что и в каком порядке нужно 
включать, чтобы взлететь. Пилот был поражен, он сказал, что если бы ключ был в 
зажигании, то Томми бы поднял аэроплан в воздух!
      Через два или три месяца Томми нашел иллюстрированную книгу об аэропланах 
периода Второй мировой войны. И как вы думаете, от каких самолетов не мог 
оторваться Томми? От японских «Зеро». Он был полностью очарован ими, он не 
хотел смотреть ни на какие другие самолеты. Я даже пошутила: «Небось ты летал 
на таких самолетах?»
      Он ответил: «Да, конечно», а затем стал рассказывать мне, каково было 
летать и как выглядела земля, если смотреть на нее из кабинки самолета. Он 
также описал железные рамки иллюминаторов и описал то, какой открывается вид из 
иллюминатора, когда летишь высоко в небе.
      Тогда я спросила: «Если в своей прошлой жизни ты был японцем, то как ты 
умер?»
      «Я врезался своим самолетом в корабль», – ответил он уверенным тоном, 
словно констатируя факт.
      Я вспомнила о летчиках-камикадзе, делавших именно это во время Второй 
мировой. Казалось, Томми совершенно не был смущен этой смертью. Его больше 
занимали воспоминания о полетах. Он очень любил летать, и его лицо светилось 
всякий раз, когда он заговаривал об этом.
      В то время я поверила, что он говорит о своей прошлой жизни, но я не 
знала, какие вопросы можно задавать и как подступиться к этой теме.
      Хотя Бернис и высказывает сожаление, она поступила очень правильно, дав 
возможность сыну рассказать о своем воспоминании о прошлой жизни. Она разделяла 
его энтузиазм и задавала прямые вопросы. В общем-то она получила хорошие ответы.

      Томми предоставил ей еще одну возможность увязать особенность своего 
поведения с воспоминанием о прошлой жизни.
      Примерно в том же возрасте – ему было тогда четыре или пять лет – Томми 
потерял пуговицу со штанов, а я пришила ее не совсем там, где нужно. Тогда 
Томми взял нитку и иголку, вдел нитку в ушко и пришил пуговицу точно там же, 
где она и должна была находиться. Я не могла поверить своим глазам. Я никогда 
не учила его этому, а он даже не видел, как я пришиваю пуговицы. «Где ты 
научился пришивать пуговицы?»–спросила я изумленно своего сына.
      «Мы делали это на моем корабле», – ответил он. 
      «Ты был моряком?»
      «Да, конечно», – ответил Томми, а затем рассказал мне, как корабль 
поскрипывал ночью, когда он лежал на койке в своей каюте. Судя по описаниям, 
это был старинный парусник с высокими мачтами и множеством канатов. Как 
выяснилось впоследствии, это воспоминание сыграло важную роль в его жизни – он 
отправился служить во флот. И представляете, где размещалась его база? Именно 
на той земле, которую он так любил, – в Японии!
      Врожденная способность Томми пришивать пуговицы также указывает на его 
прошлую жизнь. Пришивание пуговицы – довольно сложный процесс. Ребенку обычно 
очень трудно научиться попадать иглой в маленькие дырочки в пуговице. 
Большинство четырехлетних детей даже не могут з