оляли о помощи геронтов, которым принадлежало право предварительного решения 
- 
и, наконец, добились своего: ретра была отвергнута большинством в один голос. 
Тогда Лисандр, который еще оставался эфором, привлек Леонида к суду на 
основании 
одного древнего закона, запрещавшего Гераклиду приживать детей с иностранкой и 
грозившего ем" смертью, если он покинет Спарту, чтоб поселиться в другой стране.
 
(Леонид имел двух детей от какой-то азиатской женщины.) Вместе с тем Лисандр 
уговорил Леонидова зятя Клеомброта, который тоже был царской крови, заявить 
притязания на власть. Леонид был жестоко напуган и, с мольбой об убежище, 
укрылся в храме Афины Меднодомной. Он получил вызов в суд, но не вышел из храма,
 
и тогда спартанцы передали царство его зятю Клеомброту.

Когда год миновал, вновь вступившие в должность эфоры разрешили Леониду 
покинуть 
его убежище, а Лисандра приговорили к суду. Однако Агис и Клеомброт в 
сопровождении друзей двинулись на площадь, согнали эфоров с их кресел и 
назначили новых, в числе которых был и Агесилай. Затем они вооружили многих 
молодых людей и освободили заключенных, приведя в трепет противников, которые 
ждали обильного кровопролития. Но цари никого не тронули, напротив, когда 
Леонид 
тайно бежал в Тегею, а Агесилай послал вдогонку убийц, которые должны были 
расправиться с ним по пути, Агис, узнав об этом, отправил других, верных ему 
людей, те окружили Леонида кольцом и благополучно доставили его в Тегею.

После переворота дело стало быстро продвигаться вперед. Все долговые расписки 
снесли на площадь, сложили в одну кучу и подожгли. Все ждали после этого 
передела земли, но Агесилай стал всеми силами тормозить принятие 
соответствующего закона. Он ни в коей мере не хотел лишаться своих полей и, 
избавившись от долгов, старался теперь сохранить свое богатство. К тому же 
Агису 
пришлось надолго уйти из Лакедемона - он отправился с войском на помощь ахейцам,
 
воевавшим с этолийцами.

Тем временем Агесилай своими злоупотреблениями вызвал всеобщую ненависть, и 
врагам Агиса не стоило больших трудов вновь вернуть на царствование Леонида II 
(241 г. до Р.Х.). Агесилай бежал, а Агис укрылся в храме Афины Меднодомной.

Сначала Леонид пытался выманить Агиса из храма, но тот не верил ему. Тогда 
Леонид стал действовать коварством. Он вступил в сговор с друзьями Агиса, 
Амфаретом и Дамохаретом, которые навещали его в храме. Те уговорили царя пойти 
в 
баню, а на обратном пути схватили его и доставили в тюрьму. Немедленно появился 

Леонид с большим отрядом наемников и окружил здание, а эфоры вошли к Агису и, 
пригласив геронтов, потребовали, чтобы тот оправдался в своих поступках. Агис 
ответил, что нисколько не раскаивается в своих замыслах. Эфоры вынесли ему 
смертный приговор и немедленно препроводили царя в Дехаду (помещение, где 
совершается казнь). Многие уже знали, что Агис в тюрьме, у дверей стояли слуги; 

появились мать и бабка Агиса, они громко кричали, требуя, чтобы царя спартанцев 

выслушал и судил народ. Вот почему эфоры и поспешили завершить начатое, 
опасаясь, как бы ночью, если соберется толпа побольше, царя не вырвали у них из 

рук.

После казни Агиса, Амфарет вышел к дверям, и Агесистрата, по давнему знакомству 

и дружбе, бросилась к нему с мольбою. Тот поднял ее с земли и заверил, что с 
Агисом ничего не случилось. Если она захочет, добавил он, то и сама может 
пройти 
к сыну. Агесистрата просила, чтобы вместе с ней впустили и мать, и Амфарет 
ответил, что ничего против не имеет. Пропустивши обеих и приказав снова 
запереть 
дверь тюрьмы, он первою предал палачу Архидамию, уже глубокую старуху, когда же 

ее умертвили, позвал внутрь Агесистрату. Она вошла - и увидела сына на полу и 
висящую в петле мать. Сама с помощью прислужников она вынула Архидамию из петли,
 
уложила ее рядом с Агисом, а потом, упавши на тело сына и поцеловав мертвое 
лицо, промолвила: "Ах, сынок, твоя чрезмерная совестливость, твоя мягкость и 
твое человеколюбие погубили и тебя, и нас вместе с тобою!" Амфарет со злобой 
сказал ей: "Если ты разделяла мысли сына, то разделишь и его жребий!" И 
Агесистрата, поднимаясь навстречу петле, откликнулась: "Только бы это было на 
пользу Спарте!" (Плутарх "Агис").