лухи,  будто  "Байкал"  погиб, а  уж ото
служило  явным  доказательством, что  Амур недоступен. Завойко, как  и всем,
была очень неприятна гибель судна и людей, и уж  тут было не  до официальных
бумаг, и Муравьев ничего не поминал про инструкцию.
     "Но  вот как  снег  на  голову  свалился этот  "Байкал",  и  Невельской
выставляет при губернаторе и  при всех, что я не  послал ему инструкцию! А я
всей душой заботился об этой экспедиции, послал Орлова, ожидал губернатора и
не знал, как ему лучше сообщить о несчастье и гибели "Байкала", и губернатор
вполне согласен был со всеми моими действиями".
     Так бывает с людьми, что, ведя внешне  одну политику, а втайне  другую,
глубоко возмущаются и чувствуют себя горько и незаслуженно обиженными, когда
окружающие, разобравшись  в  их  поступках,  не принимают  в расчет  внешней
показной стороны их деятельности, а судят по подлинной сути.
     "Разве каждый день я не приказывал разузнавать  о "Байкале"? Разве мало
Завойко толковал с тунгусами, и разве я не собирался еще послать людей?"
     Невзрачный  вид Невельского, его легкое  заикание, рассуждения о многих
вещах,  которых  он не  мог знать  как следует,  убеждали Завойко,  что  это
типичный петербургский хлыщ. А его все слушали! Фантазер! Как он мог войти в
Амур,  когда Амур  недоступен? Как он смеет рассуждать,  что  Америка желает
захватить  Японию, да  еще объявлять это при губернаторе!  Но какие  бы  там
исследования и открытия этот Невельской ни  производил и в  какие бы высокие
рассуждения ни пускался, а время покажет, кто из нас прав!
     Тревога  все сильней охватывала Завойко.  Он  всем  существом готов был
противиться тому, что услышал на борту "Байкала".
     "Конечно, я понимаю все не так, как губернатор, который  радуется,  как
неразумное  дитя,  и  еще  спохватится,  ежели не  послушает  Завойко.  Этот
Невельской  думает только о том, чтобы выдвинуть  себя.  А я должен спасти и
дело, и свою  честь, и честь Николая Николаевича. Однако каков нахал! Хотел,
чтобы Орлов ему в лиман инструкцию привез".
     Завойко был бесстрашный человек. Он не потерял присутствия духа, слушая
Невельского.  Он знал, что все замечают, как глядит он с  подозрением. Так и
пусть люди видят,  что Завойко не  верит ему. А Завойко никто не заподозрит,
что он обманывает.
     87
     Со всей силой и твердостью  своего характера Завойко решил действовать.
Он знал: там, где Завойко берется за дело, победа будет на его стороне.
     Генерал,  сидя в  шлюпке,  молчал и,  кажется,  не  обращал  на Завойко
внимания.
     Шлюпка врезалась  килем в  песок. Матросы выскочили за борт. Губернатор
сошел на берег.

Глава 12 ЮЛИЯ ЕГОРОВНА

     Выйдя на отмель, Завойко  сказал  губернатору, что "просит аудиенции" и
желает незамедлительно дать свои объяснения,
     -  Пожалуйста, Василий Степанович,- ответил Муравьев. Он приказал своим
спутникам идти  вперед и взял Завойко под руку.  По тому, как он это сделал,
Василий Степанович почувствовал, что Николай Николаевич не  переменился. Это
придало ему духа.
     - Я слушаю вас,- сказал Муравьев.
     Чуть  наклонившись к  уху губернатора  и поводя вокруг  своими голубыми
глазами, Завойко быстро заговорил.
     Муравьев опустил руку, но ни один мускул его уставшего лица не дрогнул.
Он выслушал Завойко и сказал однотонно и пренебрежительно:
     - Этого не может быть.
     -  Да  уверяю  вас,  ваше  превосходительство!  -  срывающимся  голосом
воскликнул  Завойко,   чувствуя,   что,  кажется,   ошибся,   губернатор  не
поддается.- Там в  высокий уровень вода перекатывается через мели... Я знаю,
откуда у Невельского эта карта, это карта Гаврилова...
     Лицо Муравьева задрожало и перекосилось.
     - Да вы думаете, что вы говорите? - останавливаясь, спросил губернатор.
     -  Уверяю  вас,  ваше  превосходительство,-  спокойно  ответил  Василий
Степанович.- А если не хотите, то можете не верить. Мое дело сказать.
     - Помните,  что не  может  быть того, что  вы  говорите! - сдерживаясь,
сказал Муравьев.
     88
     Завойко  с мокрым  от  пота  лицом в  свою  очередь попытался вразумить
губернатора.
     -  Вы смотрите у  меня,- грубо сказал  Муравьев.-  Если  вы будете язык
распускать, то я этого не потерплю.
     Завойко уже знал  дикий нрав Муравьева. И  теперь он  почувствовал, что
надо придержать язык за зубами.
     -  Сейчас  же  отдайте  распоряжение  приготовить к утру  коней. Михаил
Семенович  едет  курьером  в  Петербург.  Да  позаботьтесь  принять  сегодня
Невельского и офицеров как следует,- сказал губернатор, подходя к дому.
     - Что значит "как следует"?
     - А то, чтобы было все, что полагается.
     - Если вы видели мои запасы вина и знаете о них,  то можете знать и то,
что Завойко ничего не скроет,- с обидой ответил Василий Степанович.
     - Вы должны понять, какое произошло событие, и радоваться.
     - Чему  же мне  радоваться!  Тому,  в чем  и  вы  еще  покаетесь,  ваше
превосходительство?
     -  Поймите, что тут  нет  и не может  быть подлога, а ежели вы, Василий
Степанович, сомневаетесь,  держите все при себе,  будущее покажет. Но будьте
хозяином, как бы лично вам это и ни было неприятно.
     -  Что значит  "лично мне", ваше превосходительство?  Этого  я не  могу
понять, я думаю о благе отечества.
     Муравьев пошел в дом.
     Завойко усмехнулся и пожал плечами.
     - Мои запасы вина к  вашим услугам,-  сказал он в спину  губернатору и,
покраснев до шеи, направился к другому концу