ва и панов ценой тайного принятия папизма и 
обязательства ввести его в России. Кроме того, он вводил в православный Кремль 
в качестве русской царицы католичку, польскую панну Марину Мнишек.
   На место сверженного патриарха Иова был возведен самозванцем грек Игнатий, 
бывший архиепископом в Рязани. Он первый из архиереев признал Лжедимитрия царем.
 Вслед за тем новый придворный сановник князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский 
привез из монастыря в 500 верстах от Москвы царицу-инокиню Марфу. Несчастная 
вдова Грозного должна была после свидания с мнимым сыном в шатре близ села 
Тайнинского признать самозванца своим порождением. Вдовствующая царица была 
поселена в Вознесенском монастыре.
   30 июля Лжедимитрий венчался на царство в Успенском соборе. Но к 
древнерусскому священнодействию примешалось нечто, неприятно поражавшее народ. 
В храме Пречистыя польский иезуит приветствовал речью нового царя. По случаю 
коронации последовали царские милости: пожалован был, как мнимый дядя государя, 
Михаил Нагой саном великого конюшего; Романовы были возвращены из заточения, 
Филарет [Федор] Никитич посвящен был в митрополиты Ростовские, а Иван Никитич 
Романов получил сан боярина.
   Но Москва уже стала замечать в новом властителе, в его действиях и самой 
обстановке нечто фальшивое, нечто нерусское. Кроме упомянутого нарушения 
русских обычаев, всех поражала расточительность Лжедимитрия. Называя себя 
„непобедимым императором“, самозванец сделал себе из чистого золота богатейший 
трон, увешал его бриллиантовыми и жемчужными кистями. Одетый в польский костюм, 
он бешено ездил верхом по Москве и даже к Успенскому собору, чего не бывало 
прежде, подъезжал на седле. Устраивал травли медведей и волков и с задором 
участвовал в них сам. Не ложась спать после обеда, он ходил пешком к полякам и 
немцам; и боярам, недосмотревшим выхода его из дворца, приходилось разыскивать 
его по городу; поляки пировали в Москве, высокомерно обращались с русскими и 
обижали их.
   По свидетельству современников, первый самозванец был сильный и широкоплечий 
человек, мрачный и задумчивый, без бороды и усов. Лицо у него было широкое, 
желтовато-смуглое, уши длинные, волосы русые, рыжеватые; глаза темно-голубые, 
большой рот, толстые губы и крупный нос; на лице он имел две бородавки, одну – 
на носу, на правой стороне, а другую – на левой стороне на лбу, да, кроме того, 
родимое пятно у правого плеча. Одна рука у него была длиннее другой; в руках 
была сила необыкновенная. Некоторыми из указанных примет он походил на Димитрия 
– царевича. В Ивановской колокольне ксендзы стали совершать католические мессы. 
Появился в Кремле папский легат. Пасторы протестантов – наемных немцев стали 
открыто совершать свои службы. В Москве пошли приготовления к приезду царской 
невесты Марины Мнишек. 3 мая она прибыла в Москву. Первый день по своем приезде 
панна Мнишек ничего не ела, потому что русские, да притом монастырские кушанья 
были ей не по вкусу. Узнав об этом, Лжедимитрий прислал ей в Вознесенский 
монастырь польских поваров и приказал увеселять ее музыкой и пляской. 7 мая, 
вечером, при свете 200 факелов Марина переехала из монастыря во дворец. На 
другой день утром совершено было бракосочетание. Казанский митрополит Гермоген 
(будущий патриарх) и Иосиф, архиепископ Коломенский, предупреждали Лжедимитрия, 
что брак его с Мариной будет незаконным, если она не отречется от латинства и 
не присоединится к православию. Но самозванец пренебрег предостережением, как и 
русскими обычаями, не разрешающими свадеб под пятницу, в которую в том году 
праздновалась память св. Николая Чудотворца.
   Начались праздники и пиры в Кремлевском дворце, выражавшие в похитителе 
власти настроение, не свойственное сыну Грозного и вообще русскому человеку. На 
обедах самозванец садился лицом к польским панам и спиной к русским боярам. По 
вечерам в польском костюме танцевал мазурку и даже надевал на лицо маску. Но 
все это только больше и больше разоблачало в глазах русских, что он – подложный 
царь, и надвигало на него роковую грозу…
   Самозванцу из медового месяца пришлось прожить только одну неделю и слишком 
скоро оставить Марину вдовой. Его шляхетский образ действий, антирусское 
настроение готовили ему гибель, показывая всем, что он обманщик. Князю Василию 
Ивановичу Шуйскому нетрудно было подготовить гибель самозванца, привлекши к 
этому делу громадную массу войска и народа. Лжедимитрий не придавал значения 
слухам, доходившим до него через поляков и немцев, что в Москве неспокойно. Он 
приказал устроить за Сретенскими воротами деревянную крепость и вооружил ее 
пушками. 18 мая предполагалось устроить здесь примерное сражение, со штурмом 
крепости, а затем народный праздник и маскарад у Марины. Между тем Шуйский 
деятельно подготовлял нападение на самозванца, привлекши на свою сторону бояр, 
торговых людей и 18 тыс. войска, стоявшего под Москвой и предназначенного для 
похода в Крым. Распущены были слухи, что Лжедимитрий 18 мая начнет истребление 
русских бояр, поделит московские области полякам и станет вводить латинскую 
веру. В ночь с 16 на 17 мая заговорщики ввели войско в город и заняли 
кремлевские ворота. Дворец в это время охранялся только 30 немецкими 
алебардщиками, потому что остальных бояр именем Лжедимитрия отпустили по домам. 
В 4 часа утра ударили в колокол на Ильинке, у Ильи Пророка, а затем загудел 
набат по всей Москве.
   Толпы народа устремили