на Вельского.
   Бунтарей в Кремль не пустили, но во избежание нового бунта тайно вывезли 
Богдана Яковлевича из Москвы, поставив воеводой Нижнего Новгорода.
   А за неделю до венчания Федора Ивановича на царство, 24 мая 1584 года, Нагих 
и Дмитрия увезли в Углич, завещанный царевичу отцом.
   Маленький Углич, находившийся в двухстах верстах от Москвы, на берегу Волги, 
стал с этих пор напоминать столицу опального удельного князя с многочисленными 
родственниками овдовевшей царицы и с малочисленным дворцовым штатом. Но и 
жители Углича, и родственники Марии Федоровны знали: хоть в опале, не гласной, 
правда, а скрытой, пребывает здесь законная царица Московская, вдова покойного 
грозного царя, а потому и сын ее и его – не удельный князь, а наследник трона, 
ибо иных наследников на российский престол нет.
   Никита Романович оказался вторым из пяти членов Регентского совета, кому 
суждено было покинуть его вслед за Вельским. Тому было две причины: болезнь, 
приключившаяся с ним в конце 1584 года, и то, что первым человеком в Боярской 
думе, а заодно и в сердце Федора Ивановича стал Борис Годунов.
   Никита Романович, старый, необыкновенно гордый, привыкший всегда играть при 
царе первую роль, не мог смириться с тем, что зять Малюты Скуратова, незнатный 
костромской дворянин Бориска Годунов, к тому же ровесник его старшего сына 
Федора, очаровав полубезумного государя, делает что хочет и пользуется 
благодаря этому невиданной дотоле властью, не меньшей, чем царская.
   Никита Романович, вступивший уже в восьмой десяток лет, презрел мирскую 
суету и, оставив Кремль, ушел в монастырь, получив при пострижении имя Нифонта 
и приняв схиму, высшую степень монашества. После принятия схимы инок особенно 
строго соблюдал монастырские правила, умерщвлял плоть долгими постами и 
непрерывными молитвами и даже в одежде был отличен от простой братии. На куколе 
– черном колпаке, пришитом к воротнику рясы, края которого спускались на ветхую 
и грубую черную рясу, – нашиты были белые череп и кости, «Адамова голова», а 
под рясой носил схимник жесткую, колючую рубашку – власяницу, и железные цепи – 
вериги.
   Не прожив в монастыре и четырех месяцев, схимонах Нифонт 23 апреля 1585 года 
умер, не дождавшись свадьбы своего старшего сына – Федора, коему было тогда 
около тридцати лет, но который все еще, вопреки существовавшему тогда обычаю, 
не был женат.
   О сыне Никиты Романовича, коего в Москве справедливо почитали первым женихом,
 ибо был он родовит, богат, красив и умен, и будет рассказано дальше. Конечно 
же не потому, что был он лучшей брачной партией для любой невесты, а потому, 
что его ближайшим потомкам, сыну и внуку, выпала необыкновенная судьба – 
оказаться людьми, стоящими у истоков новой царской, а потом и императорской 
династии России.

   Начало всевластия Бориса Годунова
   После ухода Никиты Романовича в монастырь первым вельможей государства стал 
шурин царя Борис Годунов. Он не нравился многим боярам и князьям тем, что из-за 
него они были отодвинуты на вторые роли. И потому вскоре против Годунова возник 
заговор, во главе которого оказался князь Иван Федорович Мстиславский, и стало 
известно, что крамольники, по словам летописца, «умыслили в дому своему пир 
сотворити и, Бориса призвав, тогда его и убити».
   Однако Борис опередил Мстиславского и его сторонников: Воротынских, 
Головиных, Колычевых и некоторых князей Шуйских. Мстиславского постригли в 
монахи и отправили в Кириллов монастырь на Белоозеро, а его подручных и главных 
«заводчиков смуты», по свидетельству того же летописца, «пойма и по городам 
разосла, а иных в темнице затвори».
   Вслед за тем в начале 1587 года против Бориса Годунова выступили оставшиеся 
на свободе Шуйские. Они обвинили в «неплодии» жену царя Ирину.
   Удар по Ирине, его родной сестре, Борис не мог расценивать иначе, как 
попытку свергнуть и его самого.
   Шуйские вовлекли в заговор Московского митрополита Дионисия и вдову убитого 
Грозным сына его Ивана, жившую в суздальском Покровском монастыре под именем 
старицы Прасковьи. В девичестве звали ее Еленой Шереметевой, и за ее спиной 
стоял могущественный клан бояр Шереметевых.
   Шуйским удалось вовлечь в движение массы московских «торговых мужиков»: 
лабазников, приказчиков, мелких и средних торговцев, которых в столице было 
превеликое множество.
   Годунов устоял и на этот раз. Верные ему и царю стрельцы разогнали бунтарей, 
побросали в застенки «заводчиков гили и воровства», а главу заговора, князя 
Ивана Петровича Шуйского, сослали к Ледовитому океану и 16 ноября 1588 года 
задушили.
   После этого власть Годунова становится абсолютной, и решением Боярской думы 
он получает право сношений с иноземными государствами. Царь и дума преподносят 
Годунову неслыханный дотоле на Руси титул «правителя, слуги, и конюшего, 
боярина, и дворцового воеводы, и содержателя великих государств, царств 
Казанского и Астраханского».

   Учреждение патриаршества
   Тот же В. В. Назаревский в уже упомянутой книге писал:
   «Москва стала быстро обстраиваться после разорений и невзгод во времена 
Грозного. Сгоревший при нем дворец в царствование Феодора был приведен в 
цветущее состояние. При Покровском соборе царь построил особый придел в честь 
св. Василия Блаженного, мощи которого были обретены в 1588 г.; для него была 
устроена новая гробница и над нею повешены его тяжелые железные вериги».
   И в этом поступке Федора Ивановича видна все та же неизменная его любовь к 
церкви и забота о ее процветании.
   Но кроме дел цер