|
государю, не
распечатав». В тогдашнее время таким образом обыкновенно бросали письма с
доносом. Петр получил письмо это, распечатал его и вместо доноса о каком-либо
умысле нашел план о введении гербовой бумаги для увеличения государственных
доходов. Мысль эта чрезвычайно понравилась Петру, и он немедленно приказал в
целом государстве ввести употребление гербовой бумаги трех видов: 1) под
большим орлом, ценою 10 коп. за лист; 2) под средним орлом – по 1 коп.; 3) под
меньшим орлом – по 1 деньге за лист.
Введение гербовой бумаги Петр считал очень важным 1) для увеличения
государственных доходов; 2) для уничтожения ябедничества и подлогов, и 3) он
посредством гербовой бумаги хотел утвердить крепостные акты на имения и дома.
Сколь важна эта мысль казалась Петру, видно из того, как он за нее наградил
Курбатова: он дал ему звание дьяка Оружейной палаты, в которой приказано было
наблюдать за сбором с продажи гербовой бумаги; сверх того пожаловал ему
каменный дом в Москве и значительное поместье.
Смерть Лефорта
Переговоры о мире с Турцией тянулись. Петр мог ожидать, что они прекратятся
и тогда вести войну придется ему одному, без союзников, потому что Австрия и
Польша уже подписали мир. Надобно было приготовиться к войне, но Петр хотел
перенести ее с суши на море и потому спешил с постройкою флота. После обычных
праздников, шуток и фейерверков на Масленице Петр накануне начала Великого
поста отправился в Воронеж, чтобы осмотреть работы и речной флот изготовить для
спуска к Азову с наступлением весеннего половодья.
Накануне отъезда в Воронеж Лефорт дал прощальный вечер и ужин. Погода,
несмотря на февраль, стояла теплая; гостям сделалось жарко в комнатах, и
пирующие вышли на чистый воздух в сад и до полуночи гуляли и пировали под
открытым небом. Наконец гости распрощались со своим щедрым и гостеприимным
хозяином; на другой день отправились в Воронеж и счастливо доехали до места;
между тем Лефорт на другой день почувствовал сильнейший озноб и слег в постель.
Болезнь его, против ожидания, быстро усиливалась, и наконец открылось, что у
Лефорта злая тифозная горячка, от которой он вскоре и скончался, на 40-м году
от рождения.
Петр ничего не знал ни о болезни, ни о кончине своего любимца, по-прежнему
строил суда и приготовлял их к спуску. К нему был отправлен нарочный с
известием о кончине Лефорта. Прочитав письмо Ромодановского, Петр заплакал и в
горе воскликнул:
– Друга моего не стало. Он неизменно любил меня и всегда был мне верен.
После полученного известия Петр тотчас поскакал в Москву для торжественного
погребения Лефорта.
Похоронный обряд обставлен был с пышностью, еще в то время небывалою при
боярских похоронах. Перед выносом тела царь приказал открыть гроб и в
присутствии всего двора и посланников, громко рыдая, долго целовал мертвого в
лоб и щеки. До самой лютеранской церкви он шел за гробом в трауре, перед первою
ротою Преображенского полка, за нею следовали полки Семеновский и Лефортов с
погребальной музыкой и с опущенными к земле ружьями. Все офицеры были в
глубоком трауре.
Александр Данилович Меншиков
На предыдущих страницах этой книги вы, уважаемые читатели, уже встречались с
Алексашкой Меншиковым – спутником Петра с его самых юных лет, солдатом
потешного полка, затем поручиком и бомбардиром, незаменимым товарищем, плясуном
и гулякой, разбитным малым, который не лез в карман за словом даже при встречах
с иноземцами, когда ехал вместе с царем в Великом посольстве.
Меншиков не уступал Петру, превосходно работая топором на верфях Саардама и
Амстердама, а когда во время стрелецких казней взял топор палача, то в иной
день рубил до двух десятков бунташных голов.
Случилось так, что сначала он был слугой у Лефорта, а потом, познакомившись
с Петром, стал сначала его денщиком, потом товарищем во всех его делах и
забавах, а после смерти Лефорта и первым для царя другом.
Уже упоминавшаяся ранее историк С. А. Чистякова писала о Меншикове:
«Молодой сержант Преображенского полка, Александр Данилович Меншиков, был
сын придворного конюха. Отец его, один из первых, записался в потешные, когда
Петр призывал к себе охотников. Конюхи и потешные получали очень недостаточное
содержание и потому должны были изыскивать средства, чтобы удовлетворить свои
нужды; они сами, подобно стрельцам, не могли заниматься ремеслами и торговлею,
поэтому предоставляли это своим женам и детям; вот почему рассказ о том, что
Меншиков был продавцом пирогов, более чем правдоподобен. Пока сын потешного
конюха Алексашка сам не поступил в потешные, он торговал пирогами.
Один из очевидцев рассказывает сцену, случившуюся в то время, когда Меншиков
был уже очень знатным и богатым человеком; в этой сцене есть намек на детство
этого любимца Петрова и на первоначальные его занятия.
Петр однажды очень сильно рассердился на Меншикова и грозно сказал ему:
– Знаешь ли ты, если захочу, то могу возвратить тебя тотчас же в твое
прежнее состояние? Заставлю, так ты у меня тотчас же возьмешь свой кузов с
пирогами и пойдешь бродить по лагерю, между солдатскими палатками, и будешь
выкрикивать: «Пироги подовые!» Помнишь, как в старину делывал!.. Вон из
комнаты! – и вытолкал его за дверь. Огорченный немилостью государя, Меншиков
п
|
|