ногих русских ремесло денежных менял, 
искусство сбора податей, дела мытные да ростовщические.
   Следует иметь в виду, что иноземная колония в Москве была тогда очень 
невелика. Если не считать служилых татар и выходцев из Литвы и Польши, несших 
чаще всего военную службу, то представителей других народов можно было 
перечесть по пальцам.
   Приезжавшие и уезжавшие купцы оказывались в Москве ненадолго и, распродав 
привезенный товар, а затем купив новый, отправлялись каждый своей дорогой.
   При дворе великого князя оставались служить мастера Монетного двора и 
Оружейной палаты – чаще всего немцы и итальянцы, врачи и аптекари – немцы и 
евреи, переводчики-толмачи – люди разных наций, и государевы зодчие – чаще 
всего «фрязи», выходцы из «Фряжской страны» – Италии.
   Все эти люди, кроме евреев, были католиками, и русские, называя их «латыне», 
хотя и видели на них крест, христианами их не признавали, ибо кроме 
православных греков и южных славян не было для русских истинных христиан.
   А греки – и из Византии, и с Пелопонесса – оказались мастерами на все руки и 
потому стали своими среди всех: и русских и иноземцев.
   Софья Фоминична вскоре после приезда стала недужить близорукостью и худо 
слышать, и они, ее слуги, стали для своей госпожи и глазами ее и ушами. И 
благодаря им никто во всем государстве Московском не знал больше, чем она.
   Вскоре всезнающие и вездесущие слуги стали рассказывать Софье Фоминичне о 
приближенных великого князя, о первых сановниках государства – администраторах 
и воеводах.
   И почти сразу отметила она среди московских бояр знатных, богатых и 
многочисленных потомков тогда уже легендарного вельможи Андрея Ивановича Кобылы,
 появившегося в Москве за два века до нее, и коих звали теперь Захарьиными или 
же по-старому – Кошкиными.

   Знакомство с Захарьиными-Юрьевыми – будущими Романовыми
   А когда Софья перезнакомилась со всеми важнейшими сановниками, узнала она и 
то, что, по семейному преданию, были они выходцами из «прусской земли», откуда 
вели свою родословную многие знатные русские фамилии. Чаще это было чистым 
баснословием, иногда же – полуправдой и крайне редко – истиной.

   Захарьины-Кошкины считали основателем своего рода Андрея Ивановича, 
прозванного Кобылой, откуда и потомки его в стародавние времена стали известны 
как Кобылины. Андрей Иванович Кобыла оставил пять сыновей, младший из которых – 
Федор носил прозвище Кошка, его же дети назывались Кошкиными. Почему? Потому 
что у Чудского озера стояли два городка и один из них назывался Кобылин, а 
второй – Кошкин. И тогда имена Кобылы и Кошки следует производить не от прозвищ,
 а от названий принадлежащих им городов, так же как и в случае с князьями 
Шуйскими – из Шуи, Воротынскими – из Воротынска, Ярославскими – из Ярославля, 
Вяземскими – из Вязьмы и т. п.
   Не менее правдоподобно истолкование прозвища Кобыла от имени отца Андрея, 
которого до приезда в Россию звали Гланда-Камбила Дивонович. Он был князем 
одного из литовских или прусских племен и бежал из своих владений не то из-за 
нападений Тевтонского ордена, не то из-за междуусобных распрей, вспыхнувших в 
литовских землях после смерти Великого Литовского князя Миндовга, когда в 
Новгороде и Пскове оказалось до трехсот семей вынужденных изгнанников, так что 
даже одна из улиц Новгорода стала называться Прусской.
   Тогда по созвучию с именем отца Андрея – Камбила – русские могли прозвать и 
сына Кобылой, а отчество «Иванович» он получил после того, как Гланда-Камбила 
Дивонович обратился в православие и при крещении получил имя Иван.
   Позднее Романовы утверждали, что их предок возведен в сан боярина чуть ли не 
самим родоначальником московских князей – Даниилом Александровичем, родным 
сыном Александра Невского. Имя этого предка было Федор Кошка, и он был 
ближайшим сподвижником Дмитрия Донского, который, отправившись на Куликово поле,
 оставил боярина Федора Андреевича «блюсти град Москву и охранять великую 
княгиню и все семейство его».
   А через одиннадцать лет выдал Федор Кошка одну из своих дочерей, Анну, за 
сына Великого князя Тверского Михаила Александровича – Рюриковича, одного из 
могущественнейших русских князей. Сына Михаила Александровича звали Федором, 
который по принадлежавшему ему городу Микулину, расположенному в сорока верстах 
от Твери, назывался князем Микулинским.
   Следующим знаменитым государственным мужем из потомства Андрея Кобылы был 
Иван Федорович Кошкин – наместник Новгорода Великого, боярин и казначей 
Великого князя Московского Василия Дмитриевича, сына Дмитрия Донского.
   Каждое новое поколение Романовых все теснее роднилось с Рюриковичами: внучка 
Федора Кошки, Мария, стала женой князя Ярослава Владимировича Боровского – 
прямого потомка Ивана Даниловича Калиты, дочь Марии и Ярослава Боровских была 
великой Московской княгиней – женой Василия Темного. А их сыном и был муж Софьи 
Палеолог – великий князь Московский Иван III Васильевич.
   Обо всем этом не сразу, но зато с возможно полною достоверностью и узнала 
Софья Фоминична.
   Родство было наиболее верным средством занять при дворе видное положение, и 
потомки Федора Кошки использовали это благоприятное обстоятельство как могли.
   При Василии Васильевиче Темном, коего числили уже по монаршему счету 
Василием II, был боярином и родственник Великой княгини, доводившийся Федору 
Кошке внуком, Захарий Иванович Кошкин. А когда Софья Палеолог приехала в Москву,
 боярами ее муж