мира, а Фома Палеолог удостоился папского 
покровительства, почета и, что весьма немаловажно, – ежегодной пенсии в шесть 
тысяч золотых экю.
   Фома Палеолог скончался через три года, так и не дождавшись детей, которые 
незадолго перед тем похоронили на Корфу свою мать и уже плыли на корабле в 
Италию.
   Когда Андрей, Мануил и Зоя Палеологи появились в Риме, к ним перешла пенсия 
отца и вместе с нею благорасположение нового папы – Павла II, занявшего 
ватиканский престол в 1464 году.
   Зое предложил свою руку кипрский король Яков II, однако судьбе было угодно 
распорядиться иначе: Зоей заинтересовался Иван III, и выбор был сделан ею в 
пользу Великого князя Московского.
   Случилось же это так.
   В Москве, на Монетном дворе, работал итальянец Джованни Баттиста делла 
Вольпе. Он был знаком с Зоей и однажды рассказал Ивану Васильевичу о прелестной 
племяннице последнего императора Византии.
   Иван Васильевич тут же послал мастера в Рим, чтобы получить «парсуну» – так 
на Руси называли портрет, изменяя на свой лад слово «персона».
   Вольпе поручение выполнил, привез и портрет, и, главное, согласие на брак, 
после чего снова уехал в Рим за невестой.
   Новый папа Сикст IV, надеявшийся на содействие Зои – без пяти минут 
«королевы русской» – в борьбе с турками-османами, дал ей на дорогу шесть тысяч 
дукатов, многочисленную свиту и обоз из ста лошадей и нескольких десятков телег.

   Весело и торжественно проехав по Италии, перевалив затем через Альпы, 
прибыла Зоя в Нюрнберг, а потом в Любек – главный город купеческого союза Ганзы.

   Отсюда «королева русская» со свитой ушла в море, и вскоре ее эскадра бросила 
якоря в Ревеле – нынешнем Таллине. Это был на пути в Москву последний нерусский 
город. Рядом был Псков. 11 октября 1472 года свою будущую повелительницу 
встречали лучшие граждане-псковичи и бояре, приславшие ей навстречу шесть 
больших насадов – речных судов с насаженными, то есть высоко поднятыми, бортами.
 Палубы насадов были покрыты большими коврами, а сами корабли наполнены 
подарками.
   Встретив Зою на восточном берегу реки Эмбах, псковичи поднесли ей «кубки и 
роги злащённые с медом и вином, и пришедши к ней челом ударили», – сообщает 
Псковская летопись.
   Переплыв озеро Пейпус и Псковское озеро, насады поднялись по реке Великой и 
оказались во Пскове.
   Здесь с воспитанницей пап и кардиналов произошла мгновенная и глубокая 
перемена – царьградская принцесса истово отстояла долгий молебен в Троицком 
соборе Псковского кремля, вызвав восторг своих будущих подданных искренним 
православным благочестием.
   Затем, проследовав через Новгород Великий, Зоя 12 ноября въехала в Москву, 
где все уже было приготовлено к обряду венчания.
   Зое бросился в глаза странный парадокс: встречавшие ее князья и бояре были 
усыпаны золотом и драгоценными камнями, а церковь Успения в Кремле – первый по 
значению храм Московской Руси, где служил митрополит и происходило венчание на 
царство, – была деревянной, как и все строения внутри Кремля.
   Митрополит Геронтий при встрече с Софьей Фоминичной (так прозвали Зою на 
Руси) благословил ее и православных греков, сопровождавших царевну, а затем 
отправил невесту к матери Великого князя, где она впервые и увидела своего 
будущего мужа.
   Там молодых обручили и в тот же день обвенчали.
   Софья приехала из страны, залитой солнцем, в слякоть и морозы засыпанной 
снегом Московии. Оливковые рощи и виноградники сменились болотами и 
заснеженными, голыми и мокрыми лесами. Вместо камня и мрамора дворцов и замков 
Европы встретила ее тысячеверстная избяная Русь, где от деревни до деревни 
ехала она порой по многу часов, а то и несколько дней.
   С Софьей Фоминичной приехали в Москву наученные грамоте и разным языкам 
слуги. Они привезли привычные для них, но неизвестные в Москве порядки и нравы 
далекого и таинственного Царьграда.
   С появлением в Кремле греков рассыпались тонкие интриги, двусмысленные 
словеса, хитрые улыбки, загадочные взоры. Софья Фоминична недооценила новой, 
варварской, как она считала, страны, ибо эта страна и этот двор были не менее 
коварны и лукавы, чем Царьград и Рим, и где с первых же дней завязались вокруг 
нее нити интриг не менее опасные, чем в Византии или Италии, ибо в ней видели 
опасную соперницу, способную разделить власть и, главное, передать ее 
возможному будущему наследнику, которого она должна была родить своему 
венценосному мужу.
   Однако же пока это были не более чем пустые мечтания, ибо между ее будущим 
сыном, которого пока не было и в помине, видела Софья Фоминична несокрушимого 
соперника – сына Ивана Васильевича и покойной Марии Борисовны, Ивана Ивановича.

   Иван Молодой – второй великий князь Московский
   В 1467 году, когда умерла Мария Борисовна, ее сыну Ивану, прозванному 
Молодым, в отличие от его отца, тоже Ивана, было всего девять лет. Когда же в 
Кремле появилась царьградская царевна, объявленная новой женой его отца и, 
стало быть, его мачехой, Ивану Молодому сравнялось уже четырнадцать.
   Вроде бы и немного, да все же и не девять. К тому же за время, прошедшее 
после смерти матери, отец сделал его своим полноправным преемником и 
несомненным вторым человеком в Московском царстве, как уже тогда называли 
под