которую он когда-то собственными руками привел из грязного переулка под 
пурпурные дворцовые своды.
          Встревоженный Иосиф Вринга в панике попытался устранить опасного 
популярностью в войсках и в народе, а главное, связью с Феофано, полководца, и 
написал  письмо одному из офицеров Фоки, армянину Иоанну Цимисхию. В письме он 
предлагал все мыслимые и немыслимые блага, вплоть до императорского престола, 
за поддержку против Фоки. Но ветеран подковерных баталий жестоко просчитался. 
Из кровной ли вражды фронтовых офицеров к придворным, из физиологической ли 
неприязни к «искусственно сделанной бабе», как Цимисхий величал Вринга, или 
просто из солдатского неприятия интриганства, Цимисхий не принял предложения. 
         Впрочем, зная ромеев вообще и Цимисхия в частности, можно предположить,
 что столь простыми и благородными причинами здесь не пахло. Очень возможно, 
что невысокий, но амбициозный, как Бонапарт, армянский офицер уже тогда 
сблизился с, мягко говоря, ветреной императрицей.
          Иоанн не только не принял предложения Вринги. Он лично явился к 
командиру, предъявил ему письмо, и гневно понося придворных вообще и Иосифа 
Врингу в частности, стал требовать немедленного похода на столицу. Набожный 
победитель сарацин… упал в обморок. Иоанну с трудом удалось привести командира 
в чувство. Тем временем на шум сбежались остальные офицеры, и, услыхав от 
армянина, в чем дело, горячо его поддержали. Никифор, не только благочестивый, 
но и благоразумный, хорошо представлял, чем может кончиться это мероприятие. 
Долго пытался отпереться, если не от участия, то хоть от руководства походом, 
предлагал в вожди и будущие императоры Иоанна (что значит – инициатива 
наказуема!). Тщетно. На сей раз офицеры не желали слушать любимого командира. 
Под рев солдатских глоток и блеск вынутых из ножен мечей несколько ошарашенного 
Никифора провозгласили императором, и войско двинулось к столице.
          Сопротивлялись ему недолго. На стороне победоносного полководца было 
войско и жители столицы. Дворцовые гвардейцы частью бежали, частью перешли на 
его сторону. Даже церковь, в лице на редкость негибкого для византийского иерея 
патриарха Полиевкта, горячо приветствовала известного своим аскетизмом и 
постничеством, а так же победами над врагами веры Фоку. Особенно выгодно он 
смотрелся на фоне новопреставленного государя, развлекавшегося с любовниками в 
Великий Пост. Вринге пришлось искать убежища в той же церкви, куда он недавно 
загнал престарелого отца своего врага – Варду Фоку. 
          Вскоре победитель венчался на царство, правда, всего лишь как 
соправитель малыша Василия и новорожденного Константина. Попутно он обвенчался 
с их матерью, вдовой злополучного своего предшественника. Участь покойного, как 
видно, ничему не научила благоразумного и благочестивого воеводу.
          Так еще один император вошел под пурпурные своды навстречу судьбе по 
имени Феофано…
     
     3. Миссия Калокира.
     
     Ай же братец названый,
     Старый казак Илья Муромец!
      У нас кладена заповедь великая,
     У нас подписи были подписаны, - 
     Слухать большему брату меньшего,
     А меньшему брату большего, 
     А дружка за дружку обоим стоять
     Былина «Бунт Ильи против Владимира». 
     
          Какими бы извилистыми не были пути, приведшие Никифора Фоку на 
восточно-римский престол, сам он оставался прежде всего полководцем. Он не 
оставлял скучные государственные дела на распутницу женушку и придворных 
скопцов. Грохот рухнувшего в одночасье каганата и перепуганные вопли 
проштрафившегося топарха не минули его ушей, не утонули в визге и хохоте 
пирушек, не заглохли в мертвом шорохе дворцовых канцелярий. Бывалый полководец 
понял – на севере появился новый, очень сильный и серьезный враг. Над 
византийским побережьем Черного моря нависла держава, в один-единственный год 
сокрушившая и поглотившая Хазарский каганат, давнего друга-соперника ромеев. Но 
государство – это прежде всего государь. Русь не представляла опасности, пока 
ей правила Ольга, запутавшаяся в отношениях с собственными подданными, как и 
Византия не особенно страшила соседей в правление Багрянородного книжного червя.
 Однако новый государь Руси… как там его? Сфентослав? Никифор Фока наверняка 
был о нем наслышан – хотя бы от «россов», вместе с его войсками воевавших на 
Крите с арабами. Как мы уже говорили – «россы», сражающиеся в имперской армии 
того времени, могли быть русскими христианами, бежавшими в Константинополь 
после переворота Святослава.
           Молод и энергичен. Это известно.
           Великолепный полководец – что-что, а это Фока оценить мог. Одно дело,
 очистить от врагов остров (хотя и это немало), но полностью уничтожить 
вражеское государство… лучшие стратеги Восточного Рима не помышляли о том, чтоб 
войти в Багдад или Каир. Да еще в один год?!
          Сколько ему? Что?! Двадцать четыре?! Матерь Божья! Мехеркле! Да… 
опасен. Очень опасен. Жаль, у нас таких нет. Заткнись, лизоблюд. Твой 
«Божественный» сказал –нет.
           Как жалел Фока, что помешанный на имперском престиже Константин не 
отдал десять лет назад за этого варвара какую-нибудь родственницу! Но что толку 
– дело прошлое. Как сообщают крещеные россы, служащие в войсках империи ромеев,