в доклад отрывок из гороскопа, без пояснений и комментариев, явно рассчитывая 
на сведущее в звездной премудрости начальство. Когда читаешь негодующие 
излияния нынешних пастырей по поводу «языческого засилья суеверий и астрологии»,
 вспоминается родина православия – богоспасаемая Византия…
           Кто-то может спросить: а почему, в таком случае, топарх не попытался 
попросту утаить свое путешествие в Киев? Вопрос, конечно, очень наивный. 
Доносительство во Втором Риме процветало, если не со дня его основания, то со 
времен Юстиниана Великого. Того Юстиниана, что, по словам Прокопия Кесарийского,
 постановил отдавать всякое спорное дело на расследование донесшему первым. 
Единственным шансом топарха было как раз донести первым, успеть представить 
имперским властям свою версию событий. Иначе –двойное обвинение – в сепаратных 
переговорах с врагом, и в попытке их утаить. Явная измена, со всеми 
вытекающими…
          Неизвестна дальнейшая судьба топарха. Поверили ли его оправданиям, 
сохранил ли он пост, свободу и жизнь? Одно несомненно: после «Записки» власти, 
если и пропустили мимо ушей грохот рухнувшего каганата, уже не могли оставить 
без внимания вышедшую к северным рубежам Восточного Рима державу.
          Тем паче, что во главе империи в кои то веки стоял не бражник и не 
книжник, не завсегдатай кабаков или библиотек, а боевой офицер, полководец. 
Впрочем, новый император и извилистая дорожка, приведшая его на трон – уже 
совершенно другая история. 
           
     2.     Судьба императоров.
           
     И не завертывай ты во улицы мещанские,
     А во те переулочки Маринкины.
     И курва б…дь Маринка Игнатьевна
     Отравила, провела до девяти молодцов,
     Все царевичей-королевичей,
     Отравит тебя во десятыих.
     Былина «Добрыня и Маринка Игнатьевна».
     
          Мы помним, как Роман II  повстречал юную красотку по имени Анастасо. 
Об уровне того, с позволения сказать, заведения, где наследник престола Второго 
Рима впервые увидел свою будущую супругу, говорит то, что Анастасо была не 
только его, э-э-э… сотрудницей, но и дочерью хозяина. Проще говоря, даже 
кабаком это место было трудно назвать. Притон – гораздо точнее. Однако непросто 
же тогда приходилось стражникам портовых кварталов! Поди последи за порядком, 
если где-то на кривых улочках изволит развлекаться единственное чадо 
государя-императора.  Шваль же и шпана, напротив, наверняка благоденствовали 
(точнее, благоночествовали), и желали молодому владыке всех возможных благ. Что 
ж, одно-то благо он обрел. Не благо даже, мы уже говорили – судьбу. Хотя, 
конечно, недалекий Роман не подозревал, что привел из вечной зловонной ночи 
портовых трущоб в чертоги властителей судьбу не одного, а целых трех (если не 
четырех) императоров.
          Первое упоение чудесным вознесением из притона во дворец наверняка 
прошло достаточно быстро. И наверняка Анастасо – то есть уже Феофано – быстро 
надоел свекр, этот пожилой, крепко пьющий книжный червь, живущий грезами о 
былом величии империи ромеев. Спившиеся престарелые интеллигенты действительно 
бывают очень нудными, особенно же нудными они кажутся молодым и полным жизни 
животным вроде Феофано. Зная Константина, можно предположить, что, на правах 
государя и свекра, он почитал своим долгом наставлять юную сноху в обязанностях 
не просто знатной дамы, но супруги и будущей матери наследников 
восточно-римского престола. Судя по дошедшим до нас сочинениям, стиль 
Рожденного в Пурпуре не блистал ни увлекательностью, ни разнообразием. И 
поучения его, как легко догадаться, доводили Феофано до белого каления.
          Подугас со временем и ореол сказочного принца, окружавший Романа в 
глазах юной жены. Не поручусь, поняла ли она, что «упорство», с которым он 
отстоял их брак, было просто капризным упрямством бородатого младенца, 
помноженным на беспомощность родителей. Елена Лакапина просто с материнской, 
животной слепотой обожала единственного сына, Рожденный же в Пурпуре оказался в 
роли отца совершенно несостоятелен. Наверное, все-таки сначала она не поняла 
этого. Все-таки нелегко признать, что, мягко говоря, ошиблась, приняв  за героя,
 за мужчину своей мечты тряпку, ничтожество, неспособного повзрослеть ребенка. 
Гораздо легче найти виноватого. В этом случае и искать-то долго не приходилось. 
Конечно, Романа «подавляют»! И не кто-нибудь, а его проклятый папаша! Зануда 
багрянородная! Вот если бы его не стало, тогда бы мой Роман показал!
         Ну и не последним было то обстоятельство, что Константин стоял на пути 
молодой четы к бесконтрольному использованию императорской казны по своему 
усмотрению.
          Проницательный читатель уже догадался… ну да, в Константинополе такие 
вопросы решались довольно однотипно. Подчас они решаются так же и в нынешних 
семьях, в чем легко можно убедиться, почитав в любой газете раздел уголовной 
хроники.
         Впрочем, как складывались отношения в императорской семье, можно 
догадаться по одному обстоятельству. В 958 году у Феофано рождается сын, 
Василий, тот самый, что останется в истории под жутковатым прозвищем 
Болгаробойцы. Несколько странно, кстати, почему именно кровавый триумф над 
болгарами так сросся с его именем. Император отличился не только им. Так, во 
время войны с Грузией, он назначил плату за головы грузин (вне зависимости от