Над вами – безмолвные звездные круги,
     Под вами – глухие, немые гроба.
     Пускай Олимпийцы завистливым оком
     Глядят на борьбу непреклонных сердец.
     Кто, ратуя, пал, побежденный лишь Роком,
     Тот вырвал из рук Их победный венец.
     Ф. Тютчев 
     
     У каждого народа была своя роковая битва. Роковая в полном смысле слова. 
Нет, не та, что спасла государство от чужеземного ига, как Грюнвальд для 
поляков и литовцев, Куликово поле для русских. И не то, с которого началось 
многовековое иго иноземцев – вроде нашей Калки или сербского Косова поля. Я 
говорю о битве, начиная с которой народ начинает жить какой-то сугубо 
человеческой жизнью, покидает мир Богов и Волшебных Народов. О, Их помнят, Их 
иногда видят, но такие встречи уже воспринимаются как нечто из ряда вон 
выходящее. Для Тесея или, скажем, Геракла, встреча с Аполлоном или Артемидой 
почти обыденность, для Перикла или Аристомена – уже чудо. Эти битвы знаменуют 
конец века Героев- полубогов, Медного века древнегреческих аэдов, Трета-Юги 
арийских мудрецов-брахманов. Для культуры Индии, Великой Бхараты, то была битва 
на поле Куру, где погибли величайшие герои и мудрецы, и наступил Черный Век – 
Кали Юга. Для эллинов это Троянская война, в которой пали Герои, в чьих жилах, 
пополам с кровью смертных, тек божественный ихор Олимпийцев, ознаменовавшая 
начало Железного века. Для кельтов – битва при Камланне, где полегли почти все 
рыцари Круглого Стола во главе с самим королем Артуром. Кончается Эпос, 
начинается история. Мы, историки, всегда приходим слишком поздно, когда все 
достойное изучения уже свершилось и сгинуло во тьме бесписьменных или, во 
всяком случае, безлетописных столетий. Когда Боги, оставляя землю, уже свели на 
очередном поле Куру Своих лучших потомков, нужных Им для неведомых смертным дел 
в иных мирах.
     Нам, потомкам русов, несколько повезло. Эта битва, пусть и не отразившаяся 
в нашем эпосе, сохранилась в подробнейших описаниях иноземцев, врагов. 
Британские историки дорого бы дали за летописи Мордреда времен битвы при 
Камланне. У нас есть нечто подобное – сочинения Диакона и Скилицы, 
запечатлевшие Курукшетру, Трою, Камланн языческой Руси.
     Описание это, особенно у Диакона, действительно очень подробно. 
Возвращаясь к затронутой нами в первой части книги теме, надо отметить, что 
одних данных Диакона достаточно было бы, чтобы раз и навсегда предать, наконец, 
земле Магометов гроб норманнизма. Однако тот же А. Л. Никитин, чьими 
предположениями мы пользовались, говоря об апостоле Андрее, Асмунде и Бояне, 
вдруг заявляет, что воины Святослава, описанные Львом Диаконом, более всего 
походят на норманнов, а исследователь боевых искусств А. Панченко называет их… 
шведами. В полную слепоту погружает ученых тень Магометова гроба! Я буду 
останавливаться на том или ином событии Доростольской эпопеи, служащим лишним 
подтверждением славянского происхождения Святослава и его воинов.
     В первый же дань осады русы вышли в поле, построились в «фалангу» или 
«стену». Сам этот строй, так часто и подробно описываемый Диаконом, сохранился 
в русских деревнях до начала ХХ века именно под именем стены, стенки! Ухватки 
русского кулачного боя были выработаны  именно в таком строю. Отсутствие блоков 
и уверток, сосредоточение на удерживании строя, работа по корпусу и голове 
сильными прямыми ударами, почти полное отсутствие работы ног (ограниченной 
подсечками и затаптыванием) – вот наследство, оставленное «стеной» стенке. Все 
это – память о ровном ряде воинов в тяжелом кольчужном доспехе, защищенных 
прикрывающими ноги огромными щитами. Зачем блоки, если тело защищено кольчугой 
и огромным щитом? А для уверток просто нет места в плотно сомкнутом строю 
кольчужников. Естественно, в таком бою мало возможности развить навыки 
поединщика, и, возможно, византийцы не так уж врали, описывая проигранные 
русами одиночные схватки. Подобная ситуация сохранялась спустя века: никто иной,
 как А. В. Суворов говаривал, что один турок одного русского побьет, десять 
русских десятерым туркам не уступят, а тысяча русских тысячу турок всегда 
погонят. Между прочим, воины непобедимых легионов настоящего, первого Рима в 
поединках тоже не были сильны, и им приходилось брать уроки у гладиаторов. 
Вообще, многие черты варягорусского воинского искусства очень напоминают 
древнеримское. Наследие ругов – федератов-верингов Великого Рима?
       Так что, как поединщики, русские дружинники, и, особенно, ополченцы 
действительно могли уступать наемникам Восточного Рима. Зато в строю… вспомните 
прорыв Свенельда с Калокиром из горящего царского дворца Преславы. Вспомнить 
как раз ко времени – в первом бою трехмесячного Доростольского сидения и был не 
то убит, не то тяжело ранен Сфангел-Сфенкел… Свенельд?  Право, не знаю, что 
лучше… если то были разные люди, то Сфенкел-Сфангел погиб, как подобало 
воину-русу. Но если – один, если бы он выжил, то, увы, лучше бы он все же погиб.
 Ибо на его имя, как мы увидим, упадет черная тень подозрения в предательстве 
государя и соратников. Но всему свое время.
     А пока – обещанное примечание. Как раз скандинавский боевой строй – клин 
или ромб – предполагал  изрядную открытость воинов, идущих первыми. 
Скандинавские щиты, как о том говорят абсолютно все источники, от изображений 
на рунных камнях до языка скальдов, называющего оковку щита «кольцом», это 
небольшие легкие щиты для боя вне строя. И сами норманны очень плохо, судя по 
сагам, умели держать строй, но зато были отличными поединщиками. Например, 
заглавный герой саги о Греттире в прыжке так ударил по нижнему краю щита 
сидящего в седле противника, что щит разбил тому челюсть и разорвал рот.