– 
произвела эманацию: «сверкающий свет», а тот в свою очередь произвел материю – 
«темный свет», инертный, нереальный, обреченный на гибель. Эта материя – 
небытие, но в нее брошены искры «сверкающего света». Это души пророков, имамов, 
посвященных, и только они, умирая, переселяются из тела в тело. Все прочие люди,
 не принадлежащие к избранным, – призраки небытия, с которыми можно поступать 
как угодно, поскольку их бытие нереально. Естественно, что сложившийся на этой 
идеологической основе стереотип поведения оттолкнул от карматов широкие слои 
крестьян, горожан и даже бедуинов, которые всегда были готовы пограбить под 
любыми знаменами, но считали излишним убивать женщин и детей.
   Ну какая тут «классовая борьба»!
   Но, может быть, это все клевета врагов «свободной мысли» на вольнодумцев, 
осуждавших правителей за произвол, а духовенство – за невежество. Допустим, но 
почему тогда эти «клеветники» не возражали на критику своих порядков? 
Негативная сторона еретических учений не оспаривалась, а о позитивной французы 
и персы, греки и китайцы XI – XIII вв. отзывались с единодушным омерзением, 
причем явно без сговора. Но выслушаем и другую сторону – знаменитого 
Насир-и-Хосрова, прятавшегося от туркмен-суннитов в местности Йомган 
(территория Афганистана) и скончавшегося там около 1088 г.
   Мыслитель считал, что «если убивать змей для нас обязательно по согласному 
мнению людей, то убивать неверных для нас обязательно по приказу бога 
всевышнего, неверный более змея, чем змея...» [цит. по: 6, с. 262]. Высшая цель 
его веры – постижение людьми сокровенного знания и достижение «ангелоподобия». 
Средство достижения – установление власти Фатимидов, которое он мыслит 
следующим образом:

     «Узнавши, что заняли Мекку потомки Фатьмы,
     Жар в теле и радость на сердце почувствуем мы.
     Прибудут одетые в белое [90 - Цвет Фатимидов.] Божьи войска;
     Месть Бога над полчищем черных [91 - Цвет Аббасидов.], надеюсь, близка.


     Пусть саблею солнце из рода пророка [92 - Мустансир, халиф Египта, Фатимид 
(1036—1094).] взмахнет,
     Чтоб вымер потомков Аббаса безжалостный род,
     Чтоб стала земля бело-красною, словно хулла [93 - Плащи бедуинов – белые с 
красными полосами.],
     И истинной вере дошла до Багдада хвала.


     Обитель пророка – его золотые слова.
     А только наследник имеет на царство права [94 - Подразумевается 
происхождение Мустансира от Али и Фатьмы, дочери Мухаммеда. На самом деле 
родоначальником Фатимидов был Убейдулла – пасынок Абдуллы ибн-Маймуна, еврей, 
обращенный в исмаилизм.].
     И, если на западе солнце взошло [95 - Имеются в виду успехи войск 
Мустансира. См.: 6, с. 263.], не страшись
     Из тьмы подземелий поднять свою голову ввысь [96 - Стихотворный перевод Л. 
Н. Гумилева.].


   Стихи недвусмысленны. Это призыв к религиозной войне без какой бы то ни было 
социальной программы. Следовательно, движение исмаилитов не было классовым, 
равно как и движения катаров, богумилов и павликиан. Последние отличались от 
исмаилитства лишь тем, что не достигли политических успехов, после которых их 
перерождение в феодальные государства было бы неизбежно. И если бы имели 
значение лишь социально-политические мотивы, то зачем бы фатимидский халиф 
Египта Хаким (996—1021), находясь в суннитской стране и опираясь на суннитское, 
тюркское войско, стал утверждать, что он находится в постоянном общении с 
сатаной, и молиться, обращаясь к планете Сатурну? [188] Выгоды ему от этого не 
было никакой; напротив, он потерял трон и пропал без вести. Вряд ли это было в 
его практических интересах. Видимо, Хаким поступал в согласии с совестью.
   В свете этих соображений ведущие советские историки отказались от 
определения исмаилизма как социального протеста. Е. А. Беляев указал, что 
исмаилиты не возглавляли антифеодальную борьбу крестьян, а использовали ее в 
своих целях [4, с. 70—72]. А. Ю. Якубовский и И. П. Петрушевский, отмечая 
сложность проблемы, считали ее решение преждевременным [48, с. 295]. Но может 
быть, мы пытаемся найти решение не там, где его безуспешно искали?
   В самом деле, если бы манихеи достигли полной победы, то для удержания ее им 
пришлось бы отказаться от разрушения плоти и материи, т. е. преступить тот 
самый принцип, ради которого они стремились к победе. Совершив эту измену самим 
себе, они должны были бы установить систему взаимоотношений с соседями и с 
ландшафтами, среди которых они жили, т. е. принять тот самый феодальный порядок,
 который был естественным при тогдашнем уровне техники и культуры. 
Следовательно, они перестали бы быть самими собой, а превратились бы в 
собственную противоположность. Но это положение в данном случае было исключено 
необратимостью эволюции. Став на позицию проклятия жизни и приняв за канон 
ненависть к миру, нельзя исключить из этого свое собственное тело. Поэтому 
собственная гибель была неизбежным следствием отрицания материи. И все равно, 
происходила ли она в бою с христианами, или от аскетизма, или от распутства, 
конец был один. Странная это концепция, но последовательная.
   Может возникнуть ложное мнение, что католики были лучше, честнее, добрее, 
благороднее катаров (альбигойцев). Оно столь же неверно, как и обратное. Люди 
остаются самими собою, какие бы этические доктрины им ни проповедовались. Да и 
почему концепция, что можно купить отпущение грехов за деньги, пожертвованные 
на крестовый поход, лучше, чем призыв к борьбе с материальным миром? И если 
одно учение лучше другого, то для кого? Поэтому ставить вопрос о качественной 
оценке бессмысленно и столь же антинаучно, как, например, вопрос о том, что 
лучше: кислота или щелочь? Обе обжигают кожу!
   Но если так, то почему именно этой вражде уделено столько внимания, когда 
одновременно шли острые социальные конфликты между классом феодалов и 
закрепощенными крестьянами; развивалось соперничество растущих королевств за 
территории и торговых городов – за рынки? Чем же отличалась от них та 
полускрытая война, которая нами принята за исходную точку отсчета?

   Губительный фа