аря просачиванию в этот регион евразийских элементов во 
время 
позднего гальштатского и раннего латенского периодов, то есть начиная 
приблизительно с 
500 г. до н. э. гальштатские кельты вели такой же образ жизни, как и кочевники 
Евразии. И 
гальштатский меч из Музея естественной истории в Вене демонстрирует, что их 
богато 
украшенные штаны были весьма похожи на те, что были надеты на скифах с 
чертомлыкской вазы, в то время как их куртки с раздвоенной задней частью 
напоминают 

те, что Радлов нашел в Катанде. Якоб-шталь рассматривает этот регион и его 
жителей в 
качестве «самого западного аванпоста обширного евразийского пояса». И 
действительно, 
евразийские элементы постоянно обнаруживаются в их изделиях. Ряды зверей 
шествуют 
гуськом, правда, в одном направлении, по краям бронзовых сосудов, которым нет 
числа. 
Чеканка и штриховка — распространенные декоративные мотивы; пирамиды и 
окружности напоминают скифские узоры; знакома и фигура Великой Богини с двумя 
зверями по бокам. Даже такой вариант ее изображения, который относится к 
периоду 
переселения народов, найденный на западе в Амьене, где она изображена в 
характерной 
позе, уверенно держащей лошадей под уздцы, очень близко подходит к евразийским 
версиям. 
Первые следы скифского влияния в Венгрии датируются приблизительно 500-м г. до 
н. э., 
когда в этот регион проникла первая волна скифов. Это выразилось в появлении 
ряда 
поздних гальштатских работ. Однако эту связь можно заметить не только в 
стилистическом сходстве; она подтверждается археологическими доказательствами, 
собранными за последние сорок лет. Они показывают, что западные скифы и 
восточные 
кельты находились друг с другом в некоторых сношениях. Так, в 1910 г. Спицын 
обнаружил в Немирове в Подолии на западе России скифские предметы, лежавшие 
вместе 
с осколками типично гальштатской керамики. То же самое нашел и Данилевский при 
раскопках в различных районах Киевской области и на побережье Днепра. А 
Бобринский 
раскопал как латенские, так и гальштатские изделия в ходе работ в Приднепровье. 
И 
наоборот, Пардуш, проводя в 1952 г. раскопки в местечке Шентес-Фекерцуг в 
Венгрии, 
наткнулся на странное явление. Захоронения в Фекерцуге занимают большую площадь 
и 
носят смешанный характер. Многие из них содержали в себе погребенных лошадей 
вместе 
со сбруей. В некоторых также лежали зеркала, трехгранные наконечники для стрел 
и 
другие скифские предметы, в то время как в других не было найдено ничего 
скифского, а 
только кельтские предметы. Та же самая ситуация была характерна и для других 
мест 
раскопок, таких, как Эгреската, Матрашеле и Чотин, а также некоторых районов 
Трансильвании. Все еще невозможно провести четкое разграничение между могилами 
каждой группы на этих смешанных кладбищах. Но Пардуш убежден, что захоронения 
демонстрируют «совершенно определенные признаки скифских традиций». Мацулевич 
также, описывая найденную в Восточной Европе могилу «короля варваров», 
привлекает 
внимание к некоторым узорам на конской упряжи из этой могилы. Самые интересные 
были в форме змей с головами рыбо-птиц. С одной стороны, они напоминали 
скифские 
экземпляры из Керчи, а с другой — некоторые фибулы V в. н. э., найденные во 
Франции. 
Таким образом, балканские захоронения являются звеном в цепи между скифской 
Керчью 
и Францией династии Меровингов (ок. 476—750 гг.). 
Искусство миграционного периода различных районов в пределах распространения 
гальштатской и латенской культур тесно связано между собой. И хотя оно 
развивалось в 
каждом районе по независимым направлениям, они временами сходились в одной 
точке, 
чтобы позаимствовать какой-нибудь мотив или деталь у главного русла. Такие 
черты 
оставались практически неизменными в течение веков и временами переходили к 
какому- 
нибудь соседу, в чьих руках узоры часто сохраняли первозданный вид. Правда, 
иногда они 
превращались в независимые, совершенно другие варианты. Нигде их взаимосвязь не 

видна так ясно, как в постоянно появляющемся во всем э