елей, получивших милость. Ежедневно в приделе совершалась Божественная 
литургия.
После разорения храма настоятель его просил митрополита Сергия определить новое 
место иконе. Было получено благословение перенести ее в храм Пимена Великого. 
Настоятель пришел с платом, хотел ее забрать, но не смог. На следующий день, 
отслужив обедню и молебен в честь иконы, настоятель Пименовского храма приехал 
уже с певчими и подводой. Отслужив еще один молебен, икону поместили на подводу,
 но лошадь не тронулась с места.
Пришлось опять идти к митрополиту Сергию. Он указал теперь храм Воскресения 
Христова на Малой Бронной. Священник, пришедший оттуда с платом, легко забрал 
образ. Он находился там до уничтожения церкви, затем икону перенесли в 
Вознесенский храм («Малое Вознесение»), а когда и его закрыли – в церковь 
Воскресения словущего. В день праздника в честь иконы (5/18 февраля) в этот 
небольшой храм стало стекаться столько народу, что власти хотели забрать икону, 
но так и не смогли.

Получивший исцеление перед иконой, по обычаю, приносил ей свой нательный 
крестик. Крестики использовались для поновления ризы или подвешивались на 
цепочке перед образом. Во времена поругания и грабежа почти со всех икон храма 
Воскресения словущего были содраны ризы – нет их и теперь. Но серебряная с 
золотом тончайшей работы риза на иконе «Взыскание погибших» сохранилась. Когда 
власть имущие разбойники добрались до нее, отец настоятель сказал: «Во сколько 
вы цените ризу? Мы постараемся возместить стоимость». И понесли прихожане, у 
кого еще оставалось что нести, серебряные вещи. Их стоимость оказалась 
значительно больше стоимости выкупа, и ризу удалось спасти.

Благодатная сила иконы проявлялась в чудесах: в исцелении от болезней и 
избавлении от опасностей, в исполнении мысленных просьб, в избавлении от 
многолетних грешных привычек.
«Получив в эвакуации тяжелый астматический бронхит, – свидетельствует 
прихожанка храма Людмила Константиновна Новицкая, – я мучилась от приступов 
кашля и удушья. Болезнь, усугубленная дистрофией, стала хронической. Но 
неожиданно для меня самой помогла мне Матерь Божия. Во время воскресной службы, 
когда я хотела стать подальше, чтобы другим не мешать кашлем, какая-то сила 
подтолкнула меня вперед, к образу. Вдруг, на молебне, меня схватил кашель. 
Бежать не могу, я в гуще толпы. Опустившись на колени пред иконой, задыхаясь, 
взмолилась: “Подай мне по вере моей”. И вот кашель стал затихать, и припадок 
прекратился, впервые за пять лет, без применения каких-либо средств. Я просила 
лишь прекратить приступ, чтобы не задохнуться, но мне было даровано полное 
исцеление».
Больше всего свидетельств о чудесных исцелениях и помощи относится ко временам 
недавних гонений. Жена репрессированного священника, оставшись без работы, без 
всяких средств, умирала с голоду. Уже на грани самоубийства она взмолилась 
перед иконой: «Матерь Божия, изнемогаю, помоги, отведи от греха!». Вечером, уже 
дома, она нашла в сумке сверток с золотыми червонцами царской чеканки…

В год объявления афганской войны было от иконы страшное знамение. Ночью она 
загорелась. Причины пожара установить не удалось. Так Богородица предупреждала 
о грядущих испытаниях. Один из священнослужителей сказал тогда: «Это знамение 
не только для нашего храма (Воскресения словущего), но и для всего мира».

Огонь лишь закоптил лик, икона не сгорела, но ее пришлось реставрировать. 
Сильно закопчена была и запрестольная икона «Державная» Божией Матери. Ее 
хотели заменить на другую, но она стала сама собой постепенно светлеть, 
светлеть и засияла, как прежде. Быть может, это знак надежды.
[259]




Царица Небесная сказала: «Хочу пострадать»
(Рассказ отца Сергия (Сидорова), священника в деревне под Муромом)

Я жил тогда в Киево-Печерской лавре и был дружен с ее игуменом и казначеем. 
Были гонения на православную Церковь. И однажды они попросили меня помочь им 
снять и уложить в тайник чудотворный образ Успения Божией Матери, который висел 
над царскими вратами в Успенском соборе лавры. Они боялись, что в это тревожное 
время кто-нибудь надругается над святынею или похитит ее.
Втроем мы вынули образ, заменили его копией и спокойно разошлись по своим 
кельям. Наступила ночь. Я лег спать, но сон не шел. Какое-то чувство 
беспокойства стало охватывать мою душу.
Я вертелся с боку на бок, наконец, почувствовал, что лежать сил моих больше нет,
 и вышел на лаврский двор. Ночь была лунная, светлая.
Вижу, по двору выхаживает отец казначей. «И ему не спится», – подумал я и 
подошел к нему. Он обрадовался, увидев меня, и сказал:
– До чего на душе неспокойно, и сам не могу понять, от какой причины. Вот, 
вышел, а то в келии прямо оторопь берет.
Прохаживаемся вместе, а беспокойство во мне все растет. Вдруг видим, 
открывается тихо дверь и из своих покоев выходит игумен.
– Смотри, и ему не спится, – сказал отец казначей.
А игумен, увидев нас, быстро подошел. При свете месяца мне было видно, что он 
встревожен, даже больше – потрясен чем-то