пы, а теперь пополнилась самыми знатными и благородными из сарацинских 
юношей, Роберт Гвискар направился назад в Италию. Из всех его достижений 
завоевание Сицилии было, наверное, самым великим. С первой половины IX в. 
Сицилия находилась полностью или по большей части в руках мусульман и являлась 
форпостом ислама, откуда участники набегов, пираты, военные силы постоянно вели 
наступление на южные бастионы христианства. Задача покорения сарацинской 
Сицилии, которую не сумели решить две величайшие империи мира по отдельности и 
совместно за двести пятьдесят лет, была возложена на него, и он ее выполнил, не 
считая двух последних очагов сопротивления, которые его беспокоили мало, а 
Европу вовсе не беспокоили, - с горсткой людей едва за десять лет. Наверняка 
Роберт был доволен, но его радость и гордость стали бы еще больше, если б он 
мог заглянуть в будущее и оценить, какой важный вклад в историю он внес. Ибо 
завоевание Сицилии было, вместе с начавшейся реконкистой в Испании, первым 
предвестьем того мощного наступления христиан на мусульманские владения в Южном 
Средиземноморье - наступления, которое было одним из отличительных признаков 
позднего Средневековья и которое вскоре вылилось в колоссальную и в конечном 
счете пустую эпопею Крестовых походов.
        
      Часть вторая
      ПОСТРОЕНИЕ КОРОЛЕВСТВА
       
       Глава 14
       РАСХОЖДЕНИЕ
        
        Восточная церковь отпала от веры и со всех сторон одолеваема неверными.
Я же, куда ни обращу взор... вижу епископов, которые выполняют службу 
нерегулярно,
чья жизнь и речи противны их священническому сану... Нет больше государей, для 
которых воздать честь Господу важнее собственных целей... а народы, среди 
которых я живу, - римляне, лангобарды и нормандцы - как я часто им говорю, хуже 
евреев и язычников.
        Письмо Григория VII Гуго из Клюни 
        22 января 1075 г.
        
        Роберт Гвискар больше не вернулся на Сицилию. По призванию он был 
скорее воин, чем правитель, и, когда территория оказывалась в его руках, он, 
похоже, терял к ней интерес. В действительности до полного подчинения острова, 
когда Роберт его покинул в конце 1072 г., было еще очень далеко. Сарацинские 
эмиры в Трапани на западе и Таормине на востоке и не думали сдаваться, смерть 
Серло дала новый толчок к сопротивлению во внутренних землях, в то время как 
южнее линии, соединяющей Агридженто и Катанию, нормандцы еще практически не 
заходили. Но для Роберта подобные соображения мало что значили. Палермо 
принадлежал ему: он теперь являлся герцогом Сицилийским не только по титулу, но 
и на деле. Пришло время вернуться на континент, навести порядок в своих 
владениях и занять соответствующее его положению место в европейской политике. 
К счастью, Рожер, кажется, рад был остаться на острове. Он мог на досуге 
довершить завоевание. Это его займет на какое-то время.
        Рожер ничего лучшего не желал. Хотя он не обладал великолепной яркостью 
Гвискара, он был если не умнее, то по крайней мере чувствительнее брата. 
Сицилия поразила его воображение с самого начала и в течение десяти лет 
продолжала его восхищать. Вероятно, он поддался чарам, которыми мусульманский 
мир часто сковывает нечего не подозревающих северян, но в его восхищении было и 
нечто большее. Роберт воспринимал Сицилию как еще одну сияющую жемчужину в 
своей короне, территориальное продолжение итальянского полуострова, к сожалению 
отделенное полоской воды. Рожер разглядел иные горизонты. Узкие проливы, 
изолирующие остров от постоянных раздоров южной Италии, предоставляли Сицилии 
возможность достичь величия гораздо большего, чем все то, чего можно было 
достигнуть на материке, и давали лично ему, Рожеру, шанс выйти раз и навсегда 
из-под влияния брата.
        Из всех стоявших перед Рожером задач важнейшей была распространить 
власть нормандцев на весь остров. Это, как он понимал, потребует времени. После 
отъезда Гвискара у него было совсем мало людей; с несколькими сотнями рыцарей 
Рожер мог разве что объединить и удерживать уже отвоеванные территории. Ему 
оставалось полагаться только на собственные дипломатические дарования, чтобы 
подрывать боевой дух сарацин до тех пор, пока он не иссякнет сам или не 
ослабеет настолько, что с ним можно будет справиться военными методами. Другими 
словами, следовало всеми возможными методами поощрять мусульман к тому, чтобы 
они добровольно приняли новые порядки. К ним следовало относиться терпимо и с 
пониманием. И подобная политика проводилась в жизнь. Норман Дуглас в "Старой 
Калабрии" ужасающе клевещет на своих тезок, утверждая, что "сразу после 
оккупации страны они сровняли с землей тысячи арабских храмов и святилищ. Из 
нескольких сотен мечетей Палермо ни одна не уцелела". Действия Роберта ничего 
общего не имели с этой мрачной картиной. Хотя с первых дней завоевания он 
старался привлечь на остров итальянцев и лангобардов с материка, сарацин среди 
его подданных все еще было во много раз больше, чем христиан, и он повел бы 
себя крайне глупо, если бы стал задевать их без необходимости. Кроме того, 
поступай он так, как описывает Норман Дуглас, его преемники никогда не сумели 
бы создать на острове ту атмосферу гармонии и взаимного уважения между 
представителями разных народов и религий, которая установилась в Сицилийском 
королевстве в следующем столетии.
        Естественно, обеспечение безопасности стояло на первом месте. Налоги 
были высокими и для христиан и для мусульман и собирались более тщательно, чем 
в прежние времена. Рожер также ввел, стремясь укрепить свою армию, годичную 
воинскую повинность, и эта мера едва ли нашла большую поддержку у сицилийцев, 
чем она находила у обитателей других стран. В отдаленных поселениях и деревнях 
встречались неприятные прецеденты, когда местные правители в разной степени 
третировали людей, оказавшихся в их власти. Но как правило - особенно в Палермо 
и крупных городах -