Druzya.org
Возьмемся за руки, Друзья...
 
 
Наши Друзья

Александр Градский
Мемориальный сайт Дольфи. 
				  Светлой памяти детей,
				  погибших  1 июня 2001 года, 
				  а также всем жертвам теракта возле 
				 Тель-Авивского Дельфинариума посвящается...

 
liveinternet.ru: показано количество просмотров и посетителей

Библиотека :: История :: История Европы :: История Древнего Рима и Италии :: Светоний Транквилл Гай - Жизнь двенадцати цезарей
<<-[Весь Текст]
Страница: из 144
 <<-
 
ал о 
разгроме войск, о голоде, чуме, пожарах или хотя бы о землетрясении.
 32. Даже в часы отдохновения, среди пиров и забав, свирепость его не покидала 
ни в речах, ни в поступках. Во время закусок и попоек часто у него на глазах 
велись допросы и пытки по важным делам, и стоял солдат, мастер обезглавливать, 
чтобы рубить головы любым заключенным. В Путеолах при освящении моста – об этой 
его выдумке мы уже говорили – он созвал к себе много народу с берегов и 
неожиданно сбросил их в море, а тех, кто пытался схватиться за кормила судов, 
баграми и веслами отталкивал вглубь. (2) В Риме за всенародным угощением, когда 
какой-то раб стащил серебряную накладку с ложа, он тут же отдал его палачу, 
приказал отрубить ему руки, повесить их спереди на шею и с надписью, в чем его 
вина, провести мимо всех пирующих. Мирмиллон из гладиаторской школы бился с ним 
на деревянных мечах и нарочно упал перед ним, а он прикончил врага железным 
кинжалом и с пальмой в руках обежал победный круг. (3) При жертвоприношении он 
оделся помощником резника [97] , а когда животное подвели к алтарю, размахнулся 
и ударом молота убил самого резника. Средь пышного пира он вдруг расхохотался; 
консулы, лежавшие рядом, льстиво стали спрашивать, чему он смеется, и он 
ответил: «А тому, что стоит мне кивнуть, и вам обоим перережут глотки!» 33. 
Забавляясь такими шутками, он однажды встал возле статуи Юпитера и спросил 
трагического актера Апеллеса, в ком больше величия? А когда тот замедлил с 
ответом, он велел хлестать его бичом, и в ответ на его жалобы приговаривал, что 
голос у него и сквозь стоны отличный. Целуя в шею жену или любовницу, он всякий 
раз говорил: «Такая хорошая шея, а прикажи я – и она слетит с плеч!» И не раз 
он грозился, что ужо дознается от своей милой Цезонии хотя бы под пыткой, 
почему он так ее любит.
 34. Зависти и злобы в нем было не меньше, чем гордыни и свирепости. Он 
враждовал едва ли не со всеми поколениями рода человеческого. Статуи 
прославленных мужей, перенесенные Августом с тесного Капитолия на Марсово поле, 
он ниспроверг и разбил так, что их уже невозможно было восстановить с прежними 
надписями; а потом он и впредь запретил воздвигать живым людям статуи или 
скульптурные портреты, кроме как с его согласия и предложения [98] . (2) Он 
помышлял даже уничтожить поэмы Гомера – почему, говорил он, Платон мог изгнать 
Гомера из устроенного им государства [99] , а он не может? Немногого не 
доставало ему, чтобы и Вергилия и Тита Ливия с их сочинениями и изваяниями 
изъять из всех библиотек: первого он всегда бранил за отсутствие таланта и 
недостаток учености, а второго – как историка многословного и недостоверного. 
Науку правоведов он тоже как будто хотел отменить, то и дело повторяя, что уж 
он-то, видит бог, позаботится, чтобы никакое толкование законов не перечило его 
воле.
 35. У всех знатнейших мужей он отнял древние знаки родового достоинства – у 
Торквата ожерелье, у Цинцинната – золотую прядь [100] , у Гнея Помпея из 
старинного рода – прозвище Великого. Птолемея, о котором я уже говорил, он и 
пригласил из его царства и принял в Риме с большим почетом, а умертвил только 
потому, что тот, явившись однажды к нему на бой гладиаторов, привлек к себе все 
взгляды блеском своего пурпурного плаща. (2) Встречая людей красивых и кудрявых,
 он брил им затылок, чтобы их обезобразить. Был некий Эзий Прокул, сын старшего 
центуриона, за огромный рост и пригожий вид прозванный Колосс-эротом [101] ; 
его он во время зрелищ вдруг приказал согнать с места, вывести на арену, 
стравить с гладиатором легко вооруженным, потом с тяжело вооруженным, а когда 
тот оба раза вышел победителем, – связать, одеть в лохмотья, провести по улицам 
на потеху бабам и, наконец, прирезать. (3) Поистине не было человека такого 
безродного и такого убогого, которого он не постарался бы обездолить. К царю 
озера Неми [102] , который был жрецом уже много лет, он подослал более сильного 
соперника. А когда Порий, колесничный гладиатор, отпускал на волю своего 
раба-победителя, и народ неистово рукоплескал, Гай бросился вон из амфитеатра с 
такой стремительностью, что наступил на край своей тоги и покатился по ступеням,
 негодуя и восклицая, что народ, владыка мира, из-за какого-то пустяка 
оказывает гладиатору больше чести, чем обожествленным правителям и даже ему 
самому!
 36. Стыдливости он не щадил ни в себе, ни в других. С Марком Лепидом, с 
пантомимой Мнестером, с какими-то заложниками он, говорят, находился в 
постыдной связи. Валерий Катулл, юноша из консульского рода, заявлял во 
всеуслышанье, что от забав с императором у него болит поясница. Не говоря уже о 
его кровосмешении с сестрами и о его страсти к блуднице Пираллиде, ни одной 
именитой женщины он не оставлял в покое. (2) Обычно он приглашал их с мужьями к 
обеду, и когда они проходили мимо его ложа, осматривал их пристально и не спеша,
 как работорговец, а если иная от стыда опускала глаза, он приподнимал ей лицо 
своею рукою. Потом он при первом желании выходил из обеденной комнаты и вызывал 
к себе ту, которая больше всего ему понравилась, а вернувшись, еще со следами 
наслаждений на лице, громко хвалил или бранил ее, перечисляя в подробностях, 
что хорошего и плохого нашел он и ее теле и какова она была в постели. 
Некоторым в отсутствие мужей он послал от их имени развод и велел записать это 
в ведомости.
 37. В роскоши он превзошел своими тратами самых безудержных расточителей. Он 
выдумал неслыханные омовения, диковинные яства и пиры – купался в благовонных 
маслах, горячих и холодных, пил драгоценные жемчужины, растворенные в уксусе, 
сотрапезникам раздавал хлеб и закуски на чистом золоте: «нужно жить или 
скромником, или цезарем!» – говорил он [103] . Даже деньги в немалом количестве 
он бросал в народ с крыши Юлиевой базилики [104] несколько дней подряд. (2)
 
<<-[Весь Текст]
Страница: из 144
 <<-