, после победы он не выказал никакой мягкости: голову 
Брута [25] он отправил в Рим, чтобы бросить ее к ногам статуи Цезаря, а вымещая 
свою ярость на самых знатных пленниках, он еще и осыпал их бранью. (2) Так, 
когда кто-то униженно просил не лишать его тело погребения, он, говорят, 
ответил: «Об этом позаботятся птицы!» Двум другим, отцу и сыну, просившим о 
пощаде, он приказал решить жребием или игрою на пальцах [26] , кому остаться в 
живых, и потом смотрел, как оба они погибли – отец поддался сыну и был казнен, 
а сын после этого сам покончил с собой. Поэтому иные, и среди них Марк Фавоний, 
известный подражатель Катона, проходя в цепях мимо полководцев, приветствовали 
Антония почетным именем императора [27] , Октавию же бросали в лицо самые 
жестокие оскорбления.
 (3) После победы по разделу полномочий Антоний должен был восстановить порядок 
на Востоке, Октавий – отвести в Италию ветеранов и расселить их на 
муниципальных землях. Но и здесь им не были довольны ни землевладельцы, ни 
ветераны: те жаловались, что их сгоняют с их земли, эти – что они получают 
меньше, чем надеялись по своим заслугам.
 14. В это самое время поднял мятеж Луций Антоний, полагаясь на свой 
консульский сан и на могущество брата. Октавий заставил Луция отступить в 
Перузию и там измором принудил к сдаче, но и сам не избегнул немалых опасностей 
как перед войной, так и в ходе войны. Так, однажды в театре, увидев рядового 
солдата, сидевшего во всаднических рядах, он велел прислужнику вывести его; 
недоброжелатели тотчас пустили слух, будто он тут же и пытал и казнил этого 
солдата, так что он едва не погиб в сбежавшейся толпе разъяренных воинов; его 
спасло то, что солдат, которого искали, вдруг появился сам, цел и невредим. А 
под стенами Перузии он едва не был захвачен во время жертвоприношения отрядом 
гладиаторов, совершивших внезапную вылазку [28] .
 15. После взятия Перузии он казнил множество пленных. Всех, кто пытался молить 
о пощаде или оправдываться, он обрывал тремя словами: «Ты должен умереть!» 
Некоторые пишут, будто он отобрал из сдавшихся триста человек всех сословий и в 
иды марта у алтаря в честь божественного Юлия перебил их, как жертвенный скот 
[29] . Были и такие, которые утверждали, что он умышленно довел дело до войны, 
чтобы его тайные враги и все, кто шел за ним из страха и против воли, 
воспользовались возможностью примкнуть к Антонию и выдали себя, и чтобы он мог, 
разгромив их, из конфискованных имуществ выплатить ветеранам обещанные награды.
 16. Сицилийская война была одним из первых его начинаний, но тянулась она 
долго, с частыми перерывами: то приходилось отстраивать флот, потерпевший 
крушенье в двух бурях [30] , несмотря на летнее время, то заключать перемирие 
[31] по требованию народа, страдавшего от прекращения подвоза и усиливающегося 
голода. Наконец, он заново выстроил корабли, посадил на весла двадцать тысяч 
отпущенных на волю рабов, устроил при Байях Юлиеву гавань, соединив с морем 
Лукринское и Авернское озера [32] ; и после того, как его войска обучались там 
в течение всей зимы, он разбил Помпея между Милами и Навлохом. Перед самым 
сражением его внезапно охватил такой крепкий сон, что друзьям пришлось будить 
его, чтобы дать сигнал к бою. (2) Это, как я думаю, и дало Антонию повод 
оскорбительно заявлять, будто он не смел даже поднять глаза на готовые к бою 
суда – нет, он валялся как бревно, брюхом вверх, глядя в небо, и тогда только 
встал и вышел к войскам, когда Марк Агриппа обратил уже в бегство вражеские 
корабли. А другие ставят ему в вину вот какое слово и дело: когда буря погубила 
его флот, он будто бы воскликнул, что и наперекор Нептуну [33] он добьется 
победы, и на ближайших цирковых празднествах удалил из торжественной процессии 
статую этого бога. (3) В самом деле, ни в какой другой войне он не подвергался 
таким и стольким опасностям, как в этой. Когда, переправив часть войск в 
Сицилию, он возвращался на материк к остальным войскам, на него неожиданно 
напали военачальники Помпея Демохар и Аполлофан, и он с трудом ускользнул от 
них с единственным кораблем. В другой раз он шел пешком мимо Локров в Регий и 
увидел биремы Помпея, двигавшиеся вдоль берега; приняв их за свои, он спустился 
к морю и едва не попал в плен. А когда после этого он спасался бегством по 
узким тропинкам, то раб его спутника Эмилия Павла попытался его убить, 
воспользовавшись удобным случаем, чтобы отомстить за Павла-отца, казненного во 
время проскрипций.
 (4) После бегства Помпея он отнял войско у своего товарища по триумвирату 
Марка Лепида, который по его вызову явился на помощь из Африки и в заносчивой 
надежде на свои двадцать легионов, грозя и пугая, требовал себе первого места в 
государстве. Лишь после униженных просьб он сохранил Лепиду жизнь, но сослал 
его в Цирцеи до конца дней.
 17. С Марком Антонием его союз никогда не был надежным и прочным и лишь 
кое-как подогревался различными соглашениями [34] . Наконец, он порвал с ним; и 
чтобы лучше показать, насколько Антоний забыл свой гражданский долг, он 
распорядился вскрыть и прочесть перед народом оставленное им в Риме завещание, 
в котором тот объявлял своими наследниками даже детей от Клеопатры. (2) Однако 
он отпустил к названному врагу всех его родичей и друзей, в том числе Гая Сосия 
и Тита Домиция, которые еще были консулами. Жителей Бононии [35] , давних 
клиентов рода Антониев, он даже милостиво освободил от присяги себе [36] , 
которую приносила вся Италия. Немного спустя он разбил Антония в морском 
сражении при Акции [37] : бой был таким долгим, что победителю за поздним 
временем пришлось ночевать на корабле. (3) От Акция он направился на зиму в 
Самос; но получив тревожную весть, что отборные отряды, отосланные им после 
победы в Брундизий, взбунтовались и требуют наград и отставки, – он тотчас 
пустился обратно в Италию. Дважды в пути его застигали бури – один раз между 
оконечностями Пелопоннеса и Этолии, другой раз против Керавнийских гор [38] ; в 
обеих бурях часть его либурнийских [39] галер погибла, а на корабле, где плыл 
он сам, были со