ая их дела в собственную пользу. Принимал несправедливые иски, выжимая из 
«виновных» деньги путем штрафов и третейских судов. Торговал местами сенаторов 
в сицилийских городах. Заставил сицилийцев внести большие деньги в его кассу на 
постановку статуй ему самому, его мальчику-сыну и Верресу-деду, находившемуся в 
Риме. Отменил знаменитый местный праздник «марцеллии» и ввел вместо него — в 
свою честь! — «веррии». Занимался всеми видами махинаций, связанных с 
поставками в Рим хлеба. Отнимал у сицилийцев в свою пользу предметы искусства, 
самые редкостные и дорогие. Сам он называл такого рода предприятия своим 
«любимым занятием», его аристократические друзья — «слабостью» и «чудачеством», 
а сицилийцы — «разбоем»! За бесценок он заставил владельцев продать ему 
огромное количество прекрасно убранных триклиниев со всей обеденной обстановкой 
(ее он разместил по всем столовым у себя в Рим о и в многочисленных италийских 
усадьбах). Во многих богатых домах Сицилии для Верреса по его приказу ткали 
драгоценные пурпурные ковры. На острове Мелит, неподалеку от Сицилии, для него 
изготовляли, а потом и продавали с большим барышом дорогие женские платья. 
Чтобы принудить сицилийские откупные компании из римских всадников к подчинению 
(те ворочали миллионами и вовсе не хотели идти к наместнику на побегушки!), 
Веррес создал собственную откупную компанию по сицилийским десятинам во главе с 
Апронием, своим лучшим другом. Римские всадники пытались найти на Верреса 
управу в Риме, сначала в сенате, затем у народа.
 Г. Веррес в ответ обратил против них страшное оружие, вложенное в его руки 
обстоятельствами: он стал утверждать, что его противники — «бежавшие из Испании 
серторианцы или тайные пособники пиратов». После такого обвинения разговор был 
короткий: в тюрьму их, на плаху!..
 Расправа с недовольными приняла у Г. Верреса самые широкие размеры. «Стоило 
кому-нибудь не понравиться ему своими речами или своей физиономией — тотчас его 
бросали в каменоломни». По этому очень опасному пункту обвинения Гортензий и 
Веррес пробовали протестовать, но Цицерон нанес им ужасный удар, предъявив 
журнал сиракузских каменоломен. «Вы видите, — восклицал он, — как римских 
граждан, подобно стаду животных, гнали в каменоломни, — вы видите, какое 
множество наших сограждан было скучено в этом позорном месте; теперь ищите 
пометок об их выходе оттуда! Их нет. Стало быть, все они умерли? Если бы даже 
ты (Веррес. —  В. Л. ) и мог сказать это в свое оправдание, тебе бы не поверили.
 Но ты и этого сказать не можешь: в этой самой грамоте стоит слово, которого 
Веррес, как человек необразованный и неряшливый, или не заметил, или не понял — 
именно: «Наказаны смертью, казнены!»
 Благодаря огромным связям Г. Верреса его позиции в течение трех лет как 
наместника были непоколебимы. Убедившись в тщетности всех жалоб, значительная 
часть псадников капитулировала и приняла тяжкие условия победителя, согласно 
которым большая часть полученных доходов шла самому Г. Верресу.
 Какую же политику проводил Веррес в этот период в отношении сицилийских рабов?
 После второго сицилийского восстания (104—101 гг. до н.э.) наместники, 
посылаемые из Рима, приняли за правило строжайшее обезоруживание сицилийских 
рабов. Послаблений старались не делать ни для кого, даже для охранявших стада 
пастухов.
 Начавшаяся в Италии война рабов под предводительством Спартака тотчас привела 
в движение и огромные массы рабов Сицилии. Вновь стали возникать 
заговорщические организации. В результате там и сям стало проявляться 
«некоторое брожение в невольнической среде» (Цицерон). Известие об этом вызвало 
в Риме немалые опасения. Ожидали новой войны рабов. Сенат предписал Верресу 
усилить надзор за последними. Но наместник в официальных письмах сенату и 
народу старался успокоить напуганных. Он уверял, что при строгости, которая 
обнаруживается им в качестве наместника и хозяевами в отношениях со своими 
рабами, никакие смуты не могут зародиться в самой провинции. Давая такие 
заверения, Веррес действительно вначале довольно бдительно следил за порядком и 
в тех областях, в которых прежде господствовали рабы (Триокала, Аполлония, 
Панорм и т. п.). Но к концу 73 года положение изменилось. Пришли разукрашенные 
молвой известия о блестящих победах Спартака на юге Италии и о совершенном 
отпадении его от Рима. Тайные эмиссары вождя восставших рабов целыми отрядами 
на купеческих кораблях прибывали на остров и разъезжали повсюду. Они 
распространяли выгодные для Спартака слухи, завязывали многочисленные выгодные 
знакомства, проникали для агитации в латифундии, старались подружиться со всеми 
влиятельными отпущенниками и рабами наместника и даже войти в «гвардию Апрония».
 Кое-кому это удавалось, так как Апроний, «этот полураб, этот испорченный, 
преступный, гнусный человек, который не сумел сохранить чистой не только свою 
душу, но даже свой дух», по мнению Цицерона, легко сходился со всеми «дерзкими 
негодяями». В результате Апроний и его сообщники во всех своих действиях не раз 
играли на руку Спартаку. И тот произвол, который Апроний чинил в судах, 
усиливал социальное напряжение в Сицилии и сильно ослаблял позиции сената. 
Цицерон, будучи рабовладельцем, хорошо это сознавал. Отсюда — в немалой степени 
— его страшное озлобление. «Апроний, — возмущаясь, говорил он, — грабил и тащил 
столько, сколько хотел и от кого хотел. Всюду слышны были жалобы ограбленных и 
угнетен