кликнул он в восторге, - ты уже inter regna, ибо от
этой речушки начинаются твои владения!
     Король ничего не ответил, только движением руки велел подержать коня,
сам спешился и бросился на колени, воздев руки и устремив к небу глаза.
     Видя  это,  спешились  все  остальные и  последовали его  примеру,  а
король-изгнанник пал  ниц  на  снегу и  стал  целовать свою  землю,  такую
любимую,  такую неблагодарною, что в минуту невзгоды отказала ему в крове,
так что негде ему было приклонить королевскую главу.
     Тишина наступила, и лишь вздохи смущали ее.
     Вечер был морозный и  ясный,  пламенели горы и  вершины ближних елей;
потом они полиловели,  и лишь дорога, на которой лежал ниц король, все еще
переливалась красками,  будто лента алая и золотистая, и блеск струился на
короля, епископов и вельмож.
     Но  вот  ветер поднялся на  вершинах гор и,  неся на  крыльях снежные
искры,  слетел  в  долину.  Ближние  ели  стали  клонить  заснеженные свои
верхушки и кланяться своему господину и зашумели громко и радостно, словно
старую песню запели: «Здравствуй, здравствуй, государь наш милый!»
     Тьма  уже  разлилась в  воздухе,  когда  королевская свита  тронулась
дальше.  За ущельем открылась широкая долина,  терявшаяся вдали.  Отблески
потухали кругом, лишь в одном месте небо все еще алело.
     Король начал  читать «Ave  Maria»*,  прочие усердно повторяли за  ним
слова молитвы.
     _______________
     * «Богородице, дево, радуйся!» (лат.), начальные слова молитвы.

     Родная земля,  которую они давно не видали,  горы,  которые окутывала
ночь,  гаснущие  зори,  молитва  -  все  это  настроило сердца  и  умы  на
торжественный лад,  и,  кончив молиться,  в  молчании продолжали свой путь
король, вельможи и рыцари.
     Затем ночь спустилась, только на востоке все больше рдело небо.
     - Поедем на эти зори,  - молвил король, - странно мне только, что они
все еще горят.
     Но тут подскакал Кмициц.
     - Государь, это пожар! - крикнул он.
     Все остановились.
     - Как пожар? - удивился король. - А мне сдается, это заря!
     - Пожар, пожар! Я не ошибся! - кричал Кмициц.
     Уж он-то и впрямь был с этим знаком лучше всех спутников короля.
     Сомнений больше не  было,  над мнимой зарею,  то  светлея,  то  снова
темнея, поднималась, клубясь, багровая туча.
     - Да  не Живец ли это горит?  -  воскликнул король.  -  Враг,  может,
бесчинствует там!
     Не успел он кончить, как послышались голоса, и в темноте перед свитой
замаячило человек двадцать всадников.
     - Стой! Стой! - закричал Тизенгауз.
     Те остановились, не зная, что делать.
     - Люди! Кто вы такие? - спросили из свиты.
     - Свои мы!  -  раздались голоса.  - Свои! Из Живца ноги уносим! Живец
шведы жгут, людей убивают!
     - Да  постойте же,  ради бога!  Что вы  это толкуете?  Откуда они там
взялись?
     - Нашего короля они  подстерегали.  Тьма их,  тьма!  Храни его  бог и
пресвятая дева!
     Тизенгауз на минуту совсем потерял голову.
     - Вот что значит ехать с небольшим отрядом!  -  крикнул он Кмицицу. -
Чтоб тебя бог убил за твой совет!
     Но Ян Казимир начал сам расспрашивать беглецов.
     - Где же король? - спросил он у них.
     - Король в  горы ушел с  большим войском,  два  дня назад проезжал он
Живец,  ну они его и настигли,  - где-то там, под Сухой, бой был. Не знаем
мы, захватили они короля, нет ли, но только сегодня под вечер воротились в
Живец и жгут, убивают!
     - Езжайте, люди, с богом! - сказал Ян Казимир.
     Беглецы торопливо миновали свиту.
     - Вот что ожидало нас,  когда бы  мы  поехали вместе с  драгунами!  -
воскликнул Кмициц.
     - Государь!  -  обратился к королю епископ Гембицкий. - Впереди враг!
Что делать?
     Все  окружили короля,  словно  своими  телами хотели защитить его  от
внезапной опасности;  но он все глядел на зарево, которое отражалось в его
глазах,  и молчал;  никто не порывался заговорить первым,  так трудно было
что-нибудь посоветовать.
     - Когда покидал я отчизну, светило мне зарево, - промолвил наконец Ян
Казимир, - воротился - другое светит...
     И снова воцарилось молчание, только было оно еще дольше.
     - Кто может дать совет? - спросил наконец епископ Гембицкий.
     Тут раздался голос Тизенгауза, звучавший горькой насмешкой:
     - Пусть  же  тот  даст  теперь совет,  кто  не  задумался подвергнуть
опасности особу короля, кто уговаривал его ехать без охраны!
     В эту минуту из круга выехал всадник, это был Кмициц.
     - Ну, что ж! - сказал он.
     И,  привстав в  стременах,  повернулся к стоявшей неподалеку челяди и
крикнул:
     - Кемличи, за мной!
     И пустил коня вскачь, а за ним во весь дух понеслись три всадника.
     Крик отчаяния вырвался из груди Тизенгауза.
     - Это заговор!  - сказал он. - Изменники дадут знать врагу! Спасайся,
государь,  покуда есть еще время, ибо шведы скоро закроют выход из ущелья!
Спасайся, государь! Назад! Назад!
     Но  Ян  Казимир потерял терпение,  глаза его све