о в них наше спасение, - сказал Мацько.
     - Рыцаря Арнольда, - вмешался в разговор Сандерус, - кто-то в битве ударил 
кистенем по спине. Он не поглядел на это и по-прежнему бился и разил жмудинов; 
но потом его должно было разобрать, так всегда бывает: сначала ничего, а потом 
болит. Не могут они поэтому скакать во весь дух, может, им и на отдых придется 
останавливаться.
     - Ты говорил, что людей с ними нет? - спросил Мацько.
     - Двое везут носилки, притороченные к седлам, а кроме них, только Арнольд 
да старый комтур. Было еще много, да жмудины догнали тех и поубивали.
     - Мы вот как сделаем, - сказал Збышко, - людей при носилках свяжут наши 
слуги, вы, дядя, схватите старого Зигфрида, а я Арнольда.
     - Ну, с Зигфридом я как-нибудь справлюсь, - ответил Мацько, - есть еще, 
слава богу, сила в костях. Но ты на себя не очень-то надейся:
     Арнольд, верно, сущий великан.
     - Эка невидаль! Поглядим! - сказал Збышко.
     - Силен-то ты силен, не спорю, но есть и покрепче тебя. Или ты забыл наших 
рыцарей, которых мы видали в Кракове? Да разве тебе справиться с Повалой из 
Тачева? А с паном Пашком Злодзеем из Бискупиц? О Завише Чарном я и не говорю. 
Ты не очень-то нос дери, хвались, да назад оглянись.
     - Ротгер тоже был силач, - пробормотал Збышко.
     - А для меня найдется работа? - спросил чех.
     Ответа не последовало, Мацько был занят другими мыслями.
     - Коли бог благословит, - сказал он, - так нам бы потом только до 
мазовецких лесов добраться! Там мы будем в безопасности, и все кончится раз 
навсегда.
     Но через минуту он вздохнул, подумав, наверно, что и тогда не все еще 
кончится, надо ведь будет что-то делать с бедной Ягенкой.
     - Эх! - пробормотал он. - Пути господни неисповедимы. Часто думаю я о том, 
почему не судил тебе бог спокойно жениться, а мне спокойно жить при вас... Так 
ведь оно чаще всего бывает, и из всей шляхты нашего королевства одни мы бродим 
по чужим сторонам, по дремучим борам, вместо того чтоб хозяйничать, как бог 
велит, дома.
     - Это верно, но на все воля божья! - ответил Збышко.
     Некоторое время они ехали в молчании, затем старый рыцарь снова обратился 
к племяннику:
     - Ты веришь этому бродяге? Кто он такой?
     - Пустой, а может, и дрянной человечишка, но ко мне очень привязан, не 
боюсь я, не предаст он меня.
     - Коли так, пускай едет вперед; догонит крестоносцев, они его не 
испугаются. Скажет, из неволи бежал, они ему легко поверят. Так будет лучше, а 
то как завидят они нас издали, либо затаиться успеют, либо подготовятся к 
обороне.
     - Он трус и ночью один вперед не поедет, - ответил Збышко, - но днем, 
наверно, не побоится, так и впрямь будет лучше. Я ему велю три раза на дню 
останавливаться и поджидать нас, а коли мы не найдем его на стоянке, так это 
будет знак, что он уже с ними, тогда мы поедем по его следам и неожиданно 
нападем на них.
     - А он не упредит их?
     - Нет. Я ему больше по душе, чем они. Надо Сандерусу сказать, что мы и его 
свяжем, как нападем на немцев, чтоб ему потом не опасаться их мести.
     Пускай притворится, будто вовсе нас и не знает...
     - Так ты думаешь захватить их живыми?
     - А как же быть-то? - озабоченно сказал Збышко. - Будь это в Мазовии или у 
нас где-нибудь, так мы бы вызвали их на бой, как я вызвал Ротгера, и дрались бы 
с ними насмерть; но тут, на их земле, это дело немыслимое...
     Нам Данусю надо спасать, и медлить нельзя. С ними мигом надо справиться да 
втихомолку, чтоб беды не нажить, а потом, как вы говорили, скакать во весь опор 
в мазовецкие леса. Коли мы нападем на них врасплох, так они, может, будут без 
доспехов, а то и без мечей! Как же их тогда убивать? Страшусь я позора! Оба мы 
теперь опоясанные рыцари, да и они...
     - Это верно! - сказал Мацько. - Но, может, все-таки придется драться.
     Збышко нахмурил брови, и лицо его приняло выражение той суровой 
непреклонности, которая была, видно, присуща всем мужам из Богданца, потому что 
в эту минуту он стал так похож на Мацька, особенно выражением глаз, точно был 
родным его сыном.
     - Чего бы я хотел, - глухо сказал он, - так это бросить этого кровавого 
пса Зигфрида к ногам Юранда! Дай-то бог!
     - Дай бог, дай бог! - тотчас повторил Мацько.
     Они долго ехали, беседуя таким образом; ночь уже спустилась безлунная, но 
ясная. Надо было сделать привал, дать отдохнуть коням, подкрепиться самим и 
поспать. Перед отходом ко сну Збышко предупредил Сандеруса, что завтра ему 
придется ехать вперед одному, на что тот охотно согласился, выговорив себе 
только право в случае нападения зверей или местных жителей бежать назад к 
отряду. Кроме того, он попросил позволения останавливаться не три, а четыре 
раза, так как в одиночестве ему всегда жутко даже в христианских странах, что 
же говорить о таком дремучем и страшном лесе, как этот.
     Расположившись на ночлег и подкрепившись, все улеглись на шкурах у 
небольшого костра, разложенного за вывороченным корневищем в полусотне шагов от 
дороги. Покормив коней, которые повалялись по траве и дремали теперь, положив 
друг другу головы на шеи, слуги по очереди стерегли их. Не успели, однако, 
первые лучи дня посеребрить деревья, как Збышко поднялся и разбудил всех; с 
рассветом