вынесший мне смертный приговор.
     - А если притворяется? - сомневался Конесо.
     - Все равно жить ему недолго, успокойся! - повторил Карапана, в своей
одержимости как-то слишком уж убежденно.
     До сих пор я следил за всем происходившим довольно спокойно, чувствуя
в ладони рукоять  пистолета.  Но  при  последних  словах  шамана,  таивших
какую-то скрытую угрозу, мне  сделалось  не  по  себе,  и  сердце  у  меня
заколотилось. С какой стороны грозит мне опасность?
     - Ласана! - обратился шаман к женщине. - Покажи нам его рану.
     - Мы не хотим ее сами касаться, - добавил вождь, - не бойся.
     - Рана закрыта травами! - противилась Ласана.
     - Ничего! Это ты его лечишь?
     - Нет, мать.
     - Позови мать.
     Ласана колебалась, не зная, стоит ли оставлять их  одних  наедине  со
мной, но, вероятно, решила, что мне пока ничто не грозит,  тем  более  что
далеко не идти - их хижина стояла рядом.  Отойдя от входа на два-три шага,
она позвала мать, попросив ее прийти, и тотчас же вернулась обратно.
     Тем временем, а длилось это всего  несколько  секунд,  у  моего  ложа
происходило что-то странное. Карапана шмыгнул за мое изголовье и, кажется,
наклонился вниз, к полу, но что там делал, я не видел,  а  повернуться  не
решился.  Однако до слуха моего донесся какой-то  странный,  чуть  слышный
звук, настолько слабый,  что  понять  его  было  трудно.  Что-то,  похоже,
тихонько зашелестело, или зашипело, или булькнуло?
     Впрочем, слишком мало времени оставалось для  размышлений  -  тут  же
вернулась Ласана, внимательным взглядом окидывая хижину  и  обоих  мужчин.
Видно, ничего подозрительного она не заметила  и  спокойно  сообщила,  что
мать ее сейчас придет.
     Появившись, старуха обнажила мою рану, к счастью, не отбросив циновку
с правой руки, где  был  пистолет.  Карапана  похвалил  повязку  и  вручил
женщинам свои травы, сказав, что они лучше.  Но тут  же  добавил,  что  не
знает, принесут ли  они  пользу,  ибо  больному,  кажется,  уже  ничто  не
поможет.
     - Не поможет? - удивилась старуха. - Ведь ему стало лучше.
     - Я улучшений не вижу! -  мрачно  заявил  шаман.  -  Давно  он  лежит
неподвижно?
     - Давно, но до этого двигался.
     - А теперь застыл - значит, близится смерть. К вечеру умрет.
     Женщина была  иного  мнения,  но  перечить  Карапане  не  посмела,  а
твердость мрачного предсказания еще более усилила ее испуг.
     - Умрет! - повторял шаман, упиваясь этой мыслью. - Умрет, потому  что
его укусила не простая змея.
     - Не простая?
     - Не простая: заколдованная.
     - Я знаю, кто ее заколдовал и повесил  на  куст!  -  гневно  крикнула
Ласана.
     - Не умничай! - осадил ее шаман  с  мрачным  видом.  -  Тебе,  глупая
женщина, никогда не узнать, кто заколдовал змею!
     - Кто же?
     - Он сам!
     - Он, Белый Ягуар?
     - Он сам!
     Карапана многозначительно помолчал, а женщины не могли скрыть  своего
недоверия.
     - Да, он сам! - заверил Карапана. - Ты, Ласана, молодая и глупая,  но
твоя мать знает, что бывают разные Канаимы.  Самые худшие Канаимы те,  что
кажутся хорошими людьми и даже правда хорошие люди, но они сами не  знают,
что у них злая, пагубная душа Канаимы. Когда тело их спит, душа отделяется
от него и приносит несчастья людям и  зверям,  убивает,  отравляет  кровь,
подбрасывает змей. Скажи сама, есть такие люди? - обратился он к старухе.
     - Есть, - подтвердила та испуганно.
     - А что вы, глупые, знаете о нем, о вашем Белом Ягуаре? Что вы знаете
о его кровавых делах, совершаемых во сне, если он, наверно, и сам об  этом
не знает, если он и сам, наверное, не знает своей злой души Канаимы?
     - А откуда ты знаешь, что у него такая душа? - воскликнула Ласана.
     - Посмотри, женщина, на мое лицо и скажи, сколько  мне  лет.  Я  знаю
столько, сколько мне лет. Умеешь ли ты смотреть и понимать?
     - Смотреть я умею, - возразила она, - и не вижу в нем  Канаимы,  а  в
тебе вижу злобу и ненависть, хотя ты и великий шаман!
     Наступила минута молчания. Я решил пустить шаману пулю в лоб, если он
бросится на Ласану.  Но он не бросился. Он подавил в себе вспышку ярости и
лишь проговорил спокойным хриплым голосом:
     - Он сегодня сдохнет! А ты смотри, змея, как бы и  тебе  не  пришлось
отправиться вслед за ним!
     Проговорив это, он собрался уходить.  Тогда Конесо подскочил к Ласане
и, схватив ее за плечи, стал исступленно трясти.
     - Если ты в своем уме и хочешь жить, - брызгал он слюной  в  припадке
внезапной похоти и бешенства, -  если  хочешь  жить,  то  ты  знаешь,  что
делать! Только я, я один могу спасти тебя от смерти! Сейчас же отправляйся
в мою хижину!..